Свобода, Правда, Рок-н-ролл

— «Чайфу» 30 лет «с хвостиком», а песни сегодня знают и поют все. Почему?

Владимир Бегунов: Да потому что хорошие песни! (смеется) Людей же не обманешь. Мы нашли некий баланс между словами и мелодией. Получился «Чайф», который близок нашим людям. Еще, наверное, наше умение и желание «безумничать»: вот пришла идея, написали песню, и все как-то легко, без лишних заморочек.

Фото Ольга Медведева

— Может, вам доверяют, потому что вы остаетесь «своими в доску», парнями из соседнего двора?

Владимир Бегунов: Ой, это все для верующих! Какие «парни со двора»? Какое «доверие улиц»? Просто Володя [Шахрин] — очень хороший автор, который садится и пишет. Втихаря нас слушают все, на самом деле.

Мы уже парни взрослые, молодежь нас за крутых не считает. Немодно это. Но дома «Ой-ё» 100 процентов слушают, мы есть на радио, к тому же. Я сам, когда был молодым, тщательно скрывал, что дома слушаю «ABBA». Потому что это «попсуха», «попсня» и «дерьмо», говорили друзья. И никто не предполагал из нас, насколько это гениальный коллектив. Дураки мы, вот кто! А все остальное — лозунги. «Пацаны со двора» нас не слушают, они делают вид, что рэп читают.

— Рокеры передали «эстафетную палочку» протеста рэперам?

Владимир Шахрин: Да, и с этим ничего уже не поделать (улыбается). Рэперы быстро реагируют на остросоциальные вопросы, высказывают в треках свою позицию. Я, честно признаться, пытался проникнуться русским рэпом. Был на концерте «Ноггано» и «Касты». Крутые ребята с Ростова, я не шучу сейчас. Их продукт нашел своего слушателя. Но для меня там не хватает самоиронии. Ну, хоть чуть-чуть! И еще — слишком много слов. Зачем? Баланса «текст-мелодия», о котором говорил Вова, нет совсем. Только слова-а-а.

— Почему у Свердловска получилось с роком, а у Челябинска — нет?

Владимир Бегунов: Я не знаю, как отвечать на такие серьезные вопросы (смеется). Могу сказать только, что свердловчанам в Челябинске всегда было очень трудно выступать. У вас хорошо принимали питерских музыкантов. Столичные они, понимаете ли! А со Свердловском... это вечное дерби. У вас свои амбиции, у «Ёбурга» — свои.

Главное отличие между нами случилось в тот момент, когда в Екатеринбурге появились более деятельные люди, чем здесь. Николай Грахов (основатель Свердловского рок-клуба — прим.ред.), может быть, не очень хорошо ладил с людьми, но дело свое делал уверенно. В Челябинске никто такой не нашелся.

Владимир Шахрин: Мне вообще непонятно, почему у Челябинска не получилось «выстрелить». Здесь были хорошие коллективы. И, наверное, есть. Видимо, так судьбе захотелось.

— Судьба — это случайность?

Владимир Шахрин: Наверное, да. Хотя! Из целой череды случайностей складывается определенная закономерность. Во время Второй мировой войны часть коллекции Эрмитажа, некоторые театры и учебные заведения были эвакуированы в Свердловск — это случай. Потом группы 60-х годов, которые существовали в городе, играли настолько круто, что нам нужно было сначала хотя бы им соответствовать, а потом уже пытаться «переплюнуть». Тоже случайность, своего рода. И, наконец, Свердловский рок-клуб состоял не только из музыкантов. В него входили и литераторы, и художники, и актеры, и режиссеры, и скульпторы. И просто так случилось, что в Екатеринбурге жил Леша Балабанов, у которого была своя квартира, а родители работали при киностудии. Поэтому у него была возможность выбить себе видеокамеру и снимать первые свои фильмы. А кого снимать? Друзей! Славу Бутусова, Настю Полеву... Дома у него можно было собраться и послушать пластинки. Вроде бы все случайно, но как все сложилось! Получилась особая атмосфера. Вы ее теперь знаете как Свердловский рок-клуб.

— Почему Екатеринбург впереди Челябинска сегодня, но уже не по музыкальным показателям? Все дело в хороших политиках?

Владимир Бегунов: Назовите мне фамилию вашего мэра. Тефтелев? Вот теперь я хоть что-то знаю про политику в Челябинске. До этого я думал, что у вас Орда правит (смеется).

Владимир Шахрин: Я про политику и экономику Екатеринбурга толком ничего не знаю, чего уж говорить о Челябинске. Но, мне кажется, что Свердловск более подвижный город. Не хочу никого обидеть сейчас, но живости в Екатеринбурге больше. Когда нужно было делать шаг вперед, мы делали это чуть быстрее, чем Челябинск.

— Нужно ли музыканту придерживаться каких-то политических взглядов?

Владимир Шахрин: Новости мы читаем, но на всякие митинги я не хожу. Когда была история: Медведев заявил, что на выборы не пойдет и представил Путина — я почувствовал себя обманутым. Сказал тогда журналистам, что на концерте после выборов выступать не буду. И понеслись заголовки: «Шахрин не поддерживает тандем!». Меня и не просили, я и не поддерживаю (смеется).

— Некоторые ваши коллеги по цеху свои взгляды меняют. Кинчев ушел в религию, Макаревич стал таким буржуа...

Владимир Бегунов: Религия — сугубо индивидуальный вопрос, политика... тоже каждый по себе выбирает. Если про Макаревича говорить, то все его действия я бы назвал глупой недальновидностью достаточно умного человека. Мне не близко то, о чем говорят Кинчев, Макаревич или Шевчук. Но говорить они имеют право.

Очень многих людей я выкинул из своих контактов в «Фейсбуке», не переставая общаться с ними в реальной жизни. Потому что эфир засоряется их высказываниями, в соцсетях разругались к чертям собачьим, а как потом человеческое общение выстраивать? Поэтому хоккей, музыка, котики — мне их хватает (смеется). Дурацкая привычка — всегда быть правым. Головой понимаешь, что это хрень, но удержаться от спора не можешь.

Владимир Шахрин: Мы не давали пионерской клятвы рок-музыке и ее идеалам, поэтому можем менять свои взгляды по прошествии лет. Раньше я выходил на сцену в образе парня с рабочих окраин: клетчатая рубаха, широкие штаны. Если сейчас так наряжусь — это будет вранье. К буржуа никого из нашей группы не причислить, в Монако нас не встретите. Но на жизнь хватает, не жалуемся (улыбается).

— Не жалуетесь, но и «не выпячиваете».

Владимир Бегунов: Потому что не хочется все показывать. После некоторых разговоров с невесткой я перестал выкладывать фотографии внуков. Людям почему-то всегда интересны лозунги. «Надо верить в правое дело», «Пора менять мир» или «Бегунов идет с Богом по жизни». Зачем? Бегунов идет, этого достаточно.

— Монако, золото и бриллианты вас, судя по всему, мало волнуют. Зато вы ходите на выставки, концерты и в театры. Может ли человек прожить без искусства?

Владимир Шахрин: По-моему, не может. Мы же видим наскальные рисунки. У человека вся жизнь проходила в борьбе за выживание — добыть себе еды, не стать самому едой — но он все равно находил время и выбивал камнем на камне какие-то рисунки. Потому что ему этого хотелось. Наверное, он что-то напевал во время работы или творчества, а, может, и танцевал иногда. Просто до нас ничего не дошло.

Владимир Бегунов: А я не согласен. Посмотрите по сторонам, люди живут без этого вашего искусства, им ничего не надо, им хо-ро-шо. Про это половина сказок написана. Например, «Снежная королева». Осколки льда в душу попали — это же про бездуховность, пожалуйста. Кай спокойно ел, пил, а подрос бы, так еще и на девок бы полез. И не скажешь, плохой он или хороший. Зашибись, что у него Герда была, бабий вклад в его жизнь (смеется). И не надо ему ни музыки, ни картин. И вы же встречаете таких людей, вот же они — на лестничной клетке. Хватит у тебя смелости назвать их неправильными? Да, тебе с ними неинтересно, ну и что с того?

У любви к искусству столько граней. Ходишь в Нью-Йорке по музею МоМА, в нем шесть этажей. Четыре из них — полный бред. Но два-то этажа есть. Немецкие дизайнеры 30-х годов прошлого века — это удивительно. Мы забываем, что в Германии не только Гитлер был, а еще и художники.

— Вы четвертый десяток лет на сцене, на висках седина, дома ждут внуки. Но вы все еще рок-н-ролльщики. Как оставаться молодым?

Владимир Бегунов: Не смогу этому научить, потому что сам не научился. Живешь и думаешь: «Я такой молодой!». Но зеркал так много... Я не верю в браки 80-летнего старика даже с «сорокалеткой». Самый сложный период от 40 до 50 лет — кризис среднего возраста, тебе надо принять, как бы ты ни бахвалился, — ты старый человек. Это очень трудно. Владимиру Зельдину памятник надо ставить, на самом деле. Утром просыпаешься: тут тянет, там колет, потом размялся, шестеренки задвигались и нормально.

Сейчас я понимаю, что вкус жизни все притупляется и притупляется. Какие-то вещи перестают быть интересными, а другие наоборот. Например, я полюбил бывать в деревне. Мы напокупали с женой всякой ерунды, как будто для уюта. Я хожу по участку в льняной рубахе. Играю в плантатора (смеется). Жене сарафан купил. Она его не носит, правда, но он есть. И как-то здорово. Раньше от такой жизни с ума бы сошел, а сейчас... Думаешь, прорастут или нет деревья? А внука привезут? Жарить сегодня мясо, или так что-нибудь сварим? Раньше любил ездить в Челябинск, пластинки крутил. Сейчас приезжаю, но реже.

Владимир Шахрин: Мы раньше частенько вспоминали: «Мы же рокеры! Нужно хулиганить!». Я так в 1989 году телевизор из окна гостиницы выбросил. Мне просто стало скучно в номере. Мы с ребятами посмотрели на задней стенке телевизора его цену — 240 рублей. Решили, что нормально. И раз! Смотрели потом на осколки, которые красиво разбросало по асфальту (смеется). Сейчас таких безумств почти не делаем. Хотя несколько лет назад в киевском ресторане заиграла народная музыка. Я нашему барабанщику Валере говорю: «Слабо гопака дать? Чтоб прям в низкой присядке!». Он ответил: «За тысячу гривен — легко!». Посчитали, по тогдашнему курсу это было 200 долларов. Валера попросил сделать музыку погромче и прошелся в низкой присядке, а потом добавил, что это были самые быстрые 200 «баксов» в его жизни (смеется).

Мы стали совсем семейными, и это хорошо, на мой взгляд. Второго января по традиции каждый год собираемся у меня на даче с женами, детьми, теперь внуками. Пельмени лепим, болтаем, смеемся. С горки потом катаемся, как дети, честное слово.

На футболках из нашего мерчендайза написана строчка из песни «Шаляй-Валяй» — «Не скучай!». Вот вам простой секрет вечной молодости.

Наталья Хомякова

Источник