К.Ларина― 20 часов, 6 минут. Начинаем программу «2017». И сегодня в нашей студии – Юрий Шевчук. Юра, приветствуем, здравствуйте!

В.Дымарский― У нас сегодня музыкально-публицистическая программа.

К.Ларина― Да-да-да.

Ю.Шевчук― Я очень рад, да, хорошо.

В.Дымарский― Давно не слышали мы Шевчука. Сегодня мы услышим его в двух качествах. Во-первых, он будет отвечать на наши вопросы и на ваши.

Ю.Шевчук― На которые смогу.

В.Дымарский― Ну, понятно, да, на которые не сможете, не ответите.

К.Ларина― Если что, сразу говори: No comment – знаешь как?

В.Дымарский― А в конце мы вам обещаем новую песню Шевчука.

Ю.Шевчук― Да, вот она вчера пошла. Сегодня на «Наше радио» отдал. В общем пошла, да. Новая весенняя песня. Называется «Любовь не пропала», несмотря ни на что.

К.Ларина― Ну вот как бы муже сразу к финалу перешли, а мы только начинаем. Мы не представились, кто мы. Это Виталий Дымарский…

В.Дымарский― Это я.

К.Ларина― А это Ксения Ларина. Наталья Селиванова укутывает Шевчука в одеяло.

В.Дымарский― Потому что у нас концерт послезавтра. Чтобы не дай бог под этим кондиционером Шевчук не потерял голос.

Ю.Шевчук― Да ладно-ладно… Я вот так одену. Тут же нету трансляции онлайн?

В.Дымарский― Очень даже красиво. Такой террорист… Шевчук.

К.Ларина― Подозрительный вид, конечно. Дорогие друзья, напомню вам, что это прямой эфир. Телефон для sms: +7 (985) 970 45 45. Еще пришли вопросы на сайт, и мы, конечно, воспользуемся вашими подсказками.

Но, поскольку у нас красивая тема такая: «Есть ли силы у волшебной силы искусства?» — я бы такой вопрос задаю Юре, первый вопрос: вообще, место художника, место искусства сегодня – как мы его определяем? Может ли художник что-то изменить в сегодняшней жизни или никогда не было таких претензий? 

Ю.Шевчук: В 90-х на каждой второй российской заднице был флаг США, и все хотели в АмерикуQТвитнуть


В.Дымарский― В себе или в аудитории?

Ю.Шевчук― Ну, это двустороннее движение. И в себе, обязательно. С себя начинать надо, вообще. Место есть, конечно, может быть, не первое, в нашем обществе, но неплохое. Мы вот сейчас ездили по стране очень много. Я выбрал концерт – я вам говорил – как способ деятельности своей…

К.Ларина― Как способ высказывания.

Ю.Шевчук― Жизни, вообще. Мы очень много ездим, и люди приходят, слушают. И как-то, знаете, огромное спасение от какого-то одиночества и тоски.

К.Ларина― А это есть?

Ю.Шевчук― Есть, конечно, спасение, потому что, когда ты видишь людей, после концерта с ними общаешься, — настолько просто здорово… Вот сидеть на кухне одному – это ужасно в наши времена.

В.Дымарский― Юра, собственное одиночество или люди приходят спасаться от одиночества?

Ю.Шевчук― И люди приходят – и ты приходишь к людям. То есть вот это концерт. То есть это не монолог, это диалог, конечно. Идет обмен просто взглядами. Видишь много доброго народа, просто хорошего – так душа радуется. Это здорово просто!

К.Ларина― А там какие люди?

Ю.Шевчук― Абсолютно разные.

К.Ларина― Возраст какое: поколение… как наше или молодежь есть?

Ю.Шевчук― В партере молодежь пляшет. За всем этим действием наблюдают люди посерьезнее с трибун. Но иногда пляшет все, все клетки этого действия. И это очень здорово, я просто очень этому рад, и ребята наши.

Вот сейчас новая концертная программа. Она в общем, как бы новая и не новая… Я правильно… иду дальше?

К.Ларина― Конечно. Во-первых, мы сообщаем еще раз, что концерт в Москве будет 5-го числа.

Ю.Шевчук― Да, в Питере будет 11 марта в СКК. Программа для нас необычная, потому что мы значительное время не делали никаких дайджестов, каких-то сборников, как многие наши коллеги, «Лучшие хиты», «Для вас. Любимых» и так далее. А просто как-то время пришло, я как-то почувствовал… Сейчас много разговоров об истории. Тут вот Виталий Дымарский… И с этим связно очень много мифологии. Мифология просто сейчас заменяет нам почти всё. И я подумал, а почему бы не собрать программу о новейшей истории, вообще, России, страны нашей. Она у нас начинается с 80-го года и заканчивается нынешними временами.

К.Ларина― То есть история в песнях.

Ю.Шевчук― В песнях, да. Так вот рок-н-рольщик, парень с гитарой Юрка Шевчук…

В.Дымарский― Юра, музыкант. 

Ю.Шевчук: Вот политики ссорят нас, а мы не сдадимсяQТвитнуть


Ю.Шевчук― Да, музыкант. …И огромная страна просто. И каких-то 30 таких кирпичей, десятилетий, этой жизни, этой истории, о которой можно что-то там насочинять, но все-таки многие ее помнят, многие ее пережили, прожили, и таких людей много приходит на концерт, и вот об этом программа, да.

Первая часть у нас называется «80-е годы. Советский Союз». Это старые такие рок-н-роллы, милиционер в рок-клубе, мажоры – все вот это. Вот эти куплеты наши социальные. Это «Рожденный в СССР». Это Советский Союз, да. Я назвал 80-е как бы для себя временем ожиданий. Ожидание. Оно существовало тогда.

К.Ларина― В воздухе носилось.

Ю.Шевчук― Да, да. Я этих песен сто лет не играл, а тут их начал рассматривать летом, когда собирал программу. И я почувствовал, сколько в этом ожидания. Вот жажда светлого – что все изменится, страна станет просто замечательной и всё будет просто… ну, чуть ли не рай хрустальный. Но вторая часть, 90-е годы, конечно. И ожидание праздника – это, конечно, лучше самого праздника, согласитесь. Вот вспомним детство. Ожидание праздника – это же просто трепет перед Новым Годом или Рождеством.

К.Ларина – 90―е — это уже первые вопросы.

Ю.Шевчук – 90―е – это первый праздник, который мы так долго ждали… Что-то случилось, что-то не случилось.

К.Ларина― А Чечня?

Ю.Шевчук― Да, и Чечня, конечно. 90-й году у меня, конечно, в программе этой достаточно трагичен. Потому что разрыв общества колоссальный просто. И войны, и гражданская война… вот я пою там песню «Правда на правду» — я ее написал в 93-м году. И Чечня, и предчувствие гражданской войны… Вы знаете, я вот сейчас их начал петь – и у меня мороз по коже просто. Я бы, наверное, сейчас так не смог написать. Настолько тогда колотило… Я же приезжал в Останкино в 93-м году ночью, все это видел, все это происходило на моих глазах – и Чечня тоже и все остальное.

В общем, дальше третья часть – не буду вас утомлять – она выходит на «нулевые», на наши дни. И здесь я построил как бы осмысление прошедшего, может быть, в меру своих как бы сил, выбрал какие-то философские лиричные песни, которые о чем-то главном. Но третья часть у меня называется: «А что осталось?» 

Ю.Шевчук: Может быть, кто-то на курок не нажал, вспомнив песню «Не стреляй» на нынешней войне?QТвитнуть


К.Ларина― А что осталось?

В.Дымарский― Хочется спросить, а что осталось-то?

Ю.Шевчук― Любовь. Только любовь. И вот эта песня «Любовь не пропала», которую я вам сегодня принес, она одна из завершающих эту программу. Что, несмотря ни на что, любовь не пропала и она никогда не исчезнет.

В.Дымарский― А ожидания никакого нет?

К.Ларина― Сейчас?

В.Дымарский― Сейчас, да. Праздник ожидания.

К.Ларина― Ожидания конца.

Ю.Шевчук― Я хочу сказать, что если бы оно было, программа, наверное, была бы иной. Но, с другой стороны, конечно, будет продолжаться история и, надеюсь, группы ДДТ, и ваш покорный слуга немножко еще подышит.

К.Ларина― Это не финал программы. Как на коду выходит!

Ю.Шевчук― Нет, ну пока так, пока философия… заканчивается все там «Свободой», одной из новых песен. Песни выбирались по, как сказал бы Борис Борисович, по аутентичности тому или иному отрезку времени, может быть, даже это не хиты…

К.Ларина― Насколько они отражали то время.

Ю.Шевчук― Да, мое внутреннее чувство, вот этого парня с гитарой, музыканта.

К.Ларина― Ну, подождите, Юра. Все-таки это, скорее, взгляд из сегодня на то, что было вчера, или вы пытались каким-то образом все-таки смоделировать первые впечатления того времени?

М.Шевченко― Программа называется «История звука». Мы даже пытаемся песни 80-х играть в том стиле. Погружались в тот саунд даже: буги-вуги, ритм-энд-блюз, рок-н-ролл наш отечественный. Потом, постоянно мы работаем над звуком. 90-е – это больше лязга, металла, там индастриал. А нынешний день – у нас больше такого хиппового полуакустического инди, таких песен, потому что лирика и какие-то образы не терпят какой-то жесткой конструкции, а любят какую-то душевную гармонию какую-то.

В.Дымарский― Мне просто интересно. Вот Юра говорит о душевной гармонии о сегодняшней, да?

Ю.Шевчук― Да.

В.Дымарский― А она существует? То есть ничего не мешает этой душевной гармонии?

Ю.Шевчук― Конечно. Поиск. А как без нее-то?

В.Дымарский― А гармония с окружающим миром?

Ю.Шевчук― Есть проблемы, конечно. А у кого их нет? Да, гармония с окружающим миром… Программа меняется постоянно. Сейчас думал, что вот в Москве другое сыграть что-то, больше для Москвы. В Питере – что-то другое. В Уфе – другое. Город моей юности.

К.Ларина― То есть вы как-то корректируете, меняете.

Ю.Шевчук― Да. Я вот в январе посидел в деревеньке, в лесу. Ходил по лесу и думал: деревья… вот нет же демократических деревьев…

К.Ларина― Православных.

Ю.Шевчук― Православных, либеральных, консервативных – ничего нету! Просто вот, гармония. Ну, что это, не гармония? И озеро заснеженное. Мы с Серегой, с моим деревенским соседом, сходили на рыбалку, посидели на льду. Гармония. Этого не отнять, и нельзя про это забывать.

В.Дымарский― Юра, хорошо. С одной стороны, это, гармония и это невозможно отнять, но, с другой стороны, это не уход от того, что вокруг тебя творится?

Ю.Шевчук― Конечно, не уход. Но, с другой стороны, про это нельзя забывать, потому что иначе происходит крен и свал в какую-то просто яму бесконечную какого-то такого уже просто мрака и крови, и всего… Когда там находишься, ты думаешь: Ну, ты же музыкант, ты песни поешь, но чего еще зла прибавлять в этот мир, где зла так много…

К.Ларина― Юра, но сколько вы кричали: «Не стреляй! Не убивай! Не воруй…, не обманывай…» – ничего! Все воруют, стреляют, убивают, война продолжается и гражданская и не только гражданская…

Ю.Шевчук― Да. В 13-м году мы проехали по Украине, мы дали где-то больше 20 концертов. Мы начали, 13-й год практически весь были на Украине. 

К.Ларина – 13―й.

Ю.Шевчук― Да, 13-й, перед этими жестокими событиями. И мы начали, по-моему, со Львова, а закончили в Луганске. Мы сыграли больше 20 концертов, причем таких, часто стадионных, и в Донецке и в Киеве, и везде. И я уже об этом говорил, но повторюсь: Украина и Россия – браться и сестры. Вот политики ссорят нас, а мы не сдадимся. Все залы мне просто…аплодисменты и ура. Ну, это было так.

И когда в 14-м году я получил такие ожоги просто. Это было сравнимо, может быть, только с самым большим личным горем. Вы помните, мы там с БГ пытались что-то еще сделать, но это все не помогло ничему. И как-то я совершенно… даже подумывал слезть со сцены. Да, именно так, очень серьезно был поставлен вопрос. Я себя спросил именно так, как вы: Юра, ну и что «Не стреляй!»? – а вот что творится. Был у меня большой кризис, поэтому я и не выходил не в эфир, никуда, сидел у себя там в деревне. Писать начал об этом. У меня очень много песен написалось. Думаю, мы начнем работать над альбомом. Но произошло именно так.

В.Дымарский― Сейчас их не будешь пока петь?

Ю.Шевчук― Но какие-то поем, какие-то нет. Но это было очень серьезно, прямо… Да, это, конечно, продолжается, безусловно.

К.Ларина― Да сейчас уже такая драка страшная.

Ю.Шевчук― Да, когда пушки гремят, – вот эта старая банальная поговорка, — музы молчат.

В.Дымарский― Причем музы молчат с обеих сторон.

Ю.Шевчук― Да. И вспомните Хлебникова. Когда умирают люди, они поют песни. Какие-то фразы… много чтения было, много размышления. И песня все равно очень важна живому человеку в любых ситуациях. И кто из нас вами знает и откуда знаю я: может быть, кто-то на курок не нажал, вспомнив песню «Не стреляй» на нынешней войне? Может, насколько жизней было спасено все-таки. Никто же не знает.

К.Ларина― А вот, скажите, пожалуйста, Юра, все-таки ответственность существует у художника, который высказывается по этому поводу? Даже не по радио в интервью, а скорей всего, даже в песнях…

Ю.Шевчук― Огромная. Ответственность, как у врача. Я так считаю. Я это тоже понял: не навреди, прежде всего. Ответственность огромная, я ее чувствую, конечно.

К.Ларина― Я почему спросила – потому что невозможно эту тему не поднять. Большим резонансным событием, большим, обсуждаемым, спорным во многом стало решение писателя, художника, будем говорить так, в широком смысле этого слова, Захара Прилепина взять в руки оружие, повесить наган на бедро и стать комиссаром батальона. Это поступок, на который вы способны?

Ю.Шевчук – Я― нет. Захар или Евгений, что точнее…

К.Ларина― Женя.

Ю.Шевчук― Женя, да. Он человек военный все-таки. Я помню мы ездили во Владивосток. Там был юбилей «Новой газеты». Дима Муратов был, Дима Быков, Захар Прилепин и я. Мы вот просто загорали где-то там. Лежали все вместе, выпивали, говорили обо всем. И это было просто как-то светло… Это был год, наверное, 11-й, что ли. Совершенно другое было, все были другие абсолютно. Все дружили, водочку пили, разговаривали. Захар просто великие вещи очень образно говорил о творчестве Высоцкого или Гребенщикова, а сейчас он его ругает – и того и другого, насколько я знаю. То есть очень все как-то поменялось. Он сейчас смотрит на пишущую братию, на интеллигенцию сквозь фильтр войны, чего, на мой взгляд, нельзя делать. Не важно, каких человек политических убеждений, но все-таки как-то его лишать этого художественного…, того, что он сделал, нельзя все-таки. Как бы в приличном обществе это не принято. А Захара, конечно, где-то так его понесло, да… Как-то так все очень жестко у него. Но душа у него болит. Мне кажется, что он достаточно искренен в своих словах, несмотря ни на что. Я помню того Захара, да. Я не хочу ругаться в его сторону. Он выбирает свою судьбу Че Гевары, еще кого, Чапая, не знаю… Ну, поживем – увидим, что там дальше будет.

Я как-то, знаете, стараюсь ту или иную личность все-таки не припечатывать. Я могу осуждать действия человека, но называть его козлом вот так вот, мне не очень по себе. Не потому, что я трусить стал или еще что-то, а потому что мне это душевно и физически легче – просто не называть никого…

В.Дымарский― Просто человеку дать еще какие-то пути отступления.

Ю.Шевчук― Конечно. В этом есть, кстати, настоящее христианство, мне кажется.

К.Ларина― А у вас не было такого соблазна, когда вы были в Чечне, встать в строй рядом с ребятами, которых вы приехали поддержать?

Ю.Шевчук― Нет-нет. Я там вообще не брал в руки оружия. Мне один раз дали в руки гранату. Это в 95-м году. Там я с ребятками чуть было в окружение не попал. Ну, чтобы подорваться. Мне там популярно объяснили, что лучше это сделать, нежели сдаваться в плен. А так нет, нет, ничего.

К.Ларина― А там есть какой-то – я просто хочу понять – вот этот внутренний рубеж, который вы чувствуете? 

Ю.Шевчук: Мне там популярно объяснили, что лучше это сделать, нежели сдаваться в пленQТвитнуть


Ю.Шевчук― Я это чувствую абсолютно. Я сразу себе сказал: Никогда! Твое оружие – гитара. Как вот мы говорим о том парне с гитарой – и всё. Ну, и камера. Я там снимал много. Но нет, нет… У меня даже не было помысла никогда.

К.Ларина― А предлагали? Офицеры предлагали взять… пострелять.

Ю.Шевчук― Да нет… Ну, мне дарили… На войне-то что дарят – патроны какие-нибудь, пулеметы дарят – ну, то, что есть, что в избытке. Так подарили, еще что-то… Я шучу. И, кстати, в рюкзак насовали мне все это. И я прилетел в Москву, потом в Питер, посмотрел: у меня в рюкзаке столько! Ну, ладно, я об этом… Я в Неву все взял и высыпал, да.

К.Ларина― Вот смотрите, сегодня мы наблюдаем, что за эти два года произошло — это абсолютная милитаризация сознания нации.

Ю.Шевчук― Ну да.

К.Ларина― Это все выдается как патриотизм. Но какая здесь главная опасность, что происходит с человеком, с народом, если он заточен только на это?

Ю.Шевчук― Вообще, последнее время меня очень удручает черно-белое сознание: наши — не наши, ваши – эти, те… Вот я уже не мальчик, но я, чем дольше живу, тем больше вижу, как мир сложен, многообразен, как он великолепен, непредсказуем и сколько здесь полутонов. Есть великие художники, которые различают несколько сотен оттенков черного и белого, удивительные художники. Я их знаю. И вот это упрощение гражданского общества, упрощенка идет очень серьезно. Война – это уже следствие этой упрощенки сознания, вот этих переездов сознания. Я вот сейчас песню задумал «Переезды сознания» — эта фраза мне покоя не дает весь день. И вот эта упрощенка, она ведет, конечно, в тупик, безусловно.

Гражданское общество – это сложное общество, сложное. Мы в данным момент все упрощаем. Но это пойдет.

К.Ларина― Пройдет?

Ю.Шевчук― Пройдет, конечно.

К.Ларина― Судя по всему, такое коллективное бессознательное, которое управляемое. Значит, кто-то должен этот тумблер повернуть в другую сторону?

Ю.Шевчук― Я бы так сказал, что это социальная сейчас происходит коллективизация новая на этом этапе, именно социальная коллективизация сознания, да во главе с императором, да. Но мы же тоже это проходили, да. Выбирались же из этой ямы уже, и это тоже пройдет.

К.Ларина― А кто-то в эту яму падал. И таких миллионы людей.

Ю.Шевчук― Вы знаете, Ксения, когда эту программу репетировали, там песня есть «Я получил эту роль». Вот она завершает 80-е. Я как задумался. Хронику смотрел – то, что мы снимали. Сколько людей потеряли! Сколько умерло людей, не дождались ничего!

В.Дымарский― Давайте признаемся просто, что сейчас перед эфиром встречались сегодня в неофициальной обстановке с Григорием Алексеевичем Явлинским, в том числе, говорили о прошлом. Он назвал цифры – они посчитали там – 52 миллиона с 17-го по 53-й год погибло.

К.Ларина― Это войну еще не посчитали.

Ю.Шевчук― Да. Но я хочу сказать, что в 90-е тоже очень много. С одной стороны, да…

К.Ларина― А Афганистан.

Ю.Шевчук― Афганистан, да. Очень жалко. Никто не помнит этих людей, никто о них ничего не знает.

К.Ларина― Давайте прервемся на новости, потом продолжим.

НОВОСТИ

К.Ларина― Возвращаемся в программу «2017».

Ю.Шевчук― Можно я продолжу?..

К.Ларина― А можно я скажу, кто ты? Это Юрий Шевчук, мы не сказали. Виталий Дымарский, Ксения Ларина, Наталья Селиванова – вот мы здесь все. Пожалуйста, продолжайте ваши мысли Юрий Юлианович.

Ю.Шевчук― Насчет Навального и американских флагов.

В.Дымарский― То, что в новостях было…

Ю.Шевчук― А вот вспоминаем же — в 90-х годах на каждой второй российской заднице был американский флаг и все хотели в Америку… 

Ю.Шевчук: Я могу осуждать действия человека, но называть его козлом, мне не очень по себеQТвитнуть


К.Ларина― И никто их не рвал.

Ю.Шевчук― Да каждый второй. Тоже был крен такой. Сейчас просто крен в другую сторону. Как быстро все меняется, как летит…

В.Дымарский― Мне очень нравится эта фраза: «Никогда еще так плохо не жили, как при Обаме».

Ю.Шевчук― Хорошая да. Как времена меняются. Вот эта мне программа помогла как бы многое осмыслить для себя. Потому что, когда ты делаешь это, какое-то сквозное действие придумываешь, как говорят театральные…

К.Ларина― Такая драматургия.

Ю.Шевчук― Драматургия важна очень. Мне всегда голова покоя не дает.

К.Ларина― Подожди, а все-таки какие-то оценки произошли? Ты сейчас, когда перестраивал свою драматургию, вспоминал старые песни, по-новому их записывал, по-новому их проживал, — твое отношение к этим событиям изменилось за 30 лет?

Ю.Шевчук― Отношение, наверное, нет. Меня больше раздражает та форма выражения, которую я себе позволял – ну, такая неграмотная рифма какая-то…

В.Дымарский― Форма, не содержание.

Ю.Шевчук― Форма, форма. Я сейчас, конечно, по-другому мыслю и о музыке… Мне кажется, я просто даже больше аккордов выучил. Раньше там – три, четыре, пять… Ну, а содержание… какие-то есть вещи, но я бы не сказал, что особо отношение поменялось. Вообще, для нас главное – человек. Мне даже не важно, белый он или красный.

В.Дымарский― Человек – это звучит гордо.

Ю.Шевчук― Это, может быть, пафосно, но человек, человек.

К.Ларина― Вот вы говорите, по городам проехали сколько времени… Люди приходят на концерты. Вы все равно чувствуете, как меняется настроение у людей. Страна – это люди, как мы сделали простой вывод. Что, какие эмоции сейчас главные, по вашим ощущениям, у людей, которые сидят, вас слушают? Что это, по вашем ощущениям: подавленность, радость?..

Ю.Шевчук― Когда люди приходят на концерт, я внимательно наблюдаю. Просто какая-то масса одиночеств, подавленных именно бытом, этими зарплатами, кризисом…

В.Дымарский― Это по материальной части?

Ю.Шевчук― Не только. Даже не по себе становится иногда даже. Это так, да. Но потом ты начинаешь работать, что-то петь. И как-то на глазах часто все теплеет. И вот эти незнакомые мне люди, которые так озираются друг на друга…

К.Ларина― Я не один – вот главное. Человек понимает, что «я не один».

Ю.Шевчук― И они начинают обниматься и петь хором, и ты думаешь: ну, концерт получился! Когда зал поет хором… незнакомых людей: и молодежи и людей взрослых, зрелых.

В.Дымарский― Одиночество объединяет всех.

Ю.Шевчук― Да, это большой в этом очень кайф.

В.Дымарский― У меня вопрос. Я не мог как питерские… Мы, питерские – у нас свой разговор…

Ю.Шевчук― Питерцы. А вы где родились?

В.Дымарский – Я― во Львове.

Ю.Шевчук― Во Львове, во! Ну вот. А я родился на Колыме.

В.Дымарский― В нашем понимании это сейчас примерно одно и то же. Юра, все-таки про наш Питер. Все эти последние события. Исаакий. Какие-то бурные все время… Что с городом происходит? Я помню весь город – я еще тогда в Питере не жил – стал…

К.Ларина― Против газпромовской башни.

В.Дымарский― Хотя башня все равно стоит.

Ю.Шевчук― Но он стоит там уже. Там ему и место нормальное. Я тоже, кстати, ходил фактически на все митинги протеста по поводу этого.

В.Дымарский― Питер – такой город, который как бы сам за себя хочет постоять, может постоять.

Ю.Шевчук― Рубится, да.

В.Дымарский― А вот сейчас вроде тоже опять получается с Исаакием? Какая сейчас позиция по Исаакию?

Ю.Шевчук― Моя позиция, она, наверное, такая же, как у вас – что, наверное, это уже совсем лишнее для нашей православной церкви. У нее и так уже много собственности. Ну, куда? И главное в этом – то, что десятки музеев Санкт-Петербурга от Исаакия, от этих доходов туристов получают большие пожертвования и живут этим же. Это же миллионы рублей. И как это? 

Ю.Шевчук: Я приезжал в Останкино в 93 году ночью, все это видел, это происходило на моих глазахQТвитнуть


Я, конечно, против передачи. Вот пускай простят меня православные, но я против передачи именно церкви именно Исаакия, да, против. Я езжу по стране, Виталий. Столько храмов по стране разоренных! Ну, просто тысячи. Ты смотришь, они стоят вед так красиво: на взгорке, внизу село, река. Просто ничего не делается.

К.Ларина― То есть никто там не восстанавливает, они такие…

Ю.Шевчук― Где-то восстанавливают, но во многих просто деревнях ничего не делается.

К.Ларина― Лучше бы РПЦ этим занималось.

Ю.Шевчук― Конечно, конечно.

В.Дымарский― Собственно говоря, аргумент главный в том, что советская власть так обидела церковь, так обидела наше православие, что сейчас пора им воздать за те страдания, которые она испытала за 70 лет.

К.Ларина― Пусть они сначала скажут, как они с КГБ сотрудничали, пусть покажут все свои погоны и расскажут, покаются… Они не хотят этим заниматься.

Ю.Шевчук― Ксения, я знал разных. Я знал священников, Ксения, катакомбной церкви…

К.Ларина― Мы и сейчас знаем.

Ю.Шевчук― Которые просто никакую советскую власть не принимали на дух. Я знал одного – Бориса Развеева, он просидел в лагерях советских 6 лет за свои убеждения.

К.Ларина― Они своих мучеников даже не чтут по-настоящему они забывают своих героев…

Ю.Шевчук― Ну, не будем сейчас. У меня на груди крест. Я не хочу нападать.

К.Ларина― И у меня.

Ю.Шевчук― Вот всё, да. А вот то, что Исаакий – это, конечно, лишнее. Могут лопнуть ребята некоторые. Нет. Лишнее, лишнее. Я не хочу опять же грубых вещей говорить, но это лишнее, абсолютно лишнее. И горожане правы, правы.

К.Ларина― Тогда можно я про Питер спрошу?

Ю.Шевчук― Да, пожалуйста.

К.Ларина― Как так случилось, что в городе Санкт-Петербурге, по сути, остался один единственный борец, по-настоящему смелый человек, которые не боится говорить правду – это Александр Николаевич Сокуров? А где все люди?

Ю.Шевчук― Сокуров просто замечательный человек? Почему «где все»? Все на месте, нормально.

К.Ларина― Его уже по телевизору объявили врагом народа, вы знаете об этом? По федеральным каналам сказали, что он враг народа, национал-предатель, разрушитель.

В.Дымарский― Что его фильмы никто не понимает.

Ю.Шевчук― Сокуров из семьи военных. Какой он враг народа? Меня тоже в свое время называли. Но это идиотизм полный. Сокуров… мы с ним как-то об армии говорили — очень трепетно. Он же из семьи советских офицеров. Сокуров прожил свою юность по военным частям, если я не ошибаюсь, он очень трепетно относится ко всему этому. Не знаю. Но очень совестливый и замечательный человек. Люблю его очень по мужски, да.

В.Дымарский― Хочу просто сказать, как уже теперь питерский – конечно, не только Сокуров…

Ю.Шевчук― Много, много…

В.Дымарский― Есть депутаты даже в заксе, которые что-то отстаивают.

К.Ларина― И все равно такой поддержки… Его должны были поддержать…

Ю.Шевчук― Пиотровский какой замечательный у нас…

К.Ларина― Но, с другой стороны, ректоры ваши питерские, которые чуть ли там…

В.Дымарский― С ректорами сейчас будем разбираться. Я сейчас боюсь называть, но один ректор мне уже сказал, что он не подписывал это письмо, но его фамилия там фигурирует. Не хочу сейчас называть фамилии, но я буду с этим еще разбираться. 

Ю.Шевчук― Лихачева как нам не хватает в Питере. Дмитрий Сергеевич Лихачев. Я с ним встречался как-то – незабываемо. Я его спросил, кстати… Он ездил к Ельцину, пробивал канал «Культура». И после этого мы в Пушкине – там есть такая питерская, очень милая царско-сельская премия за вклад в искусство, литературная. Там Чулпан Хаматова, Галина Вишневская ее получала – ну, такие хорошие люди разные-преразные. И Дмитрия Сергеевича Лихачева там награждали. Я осмелился у него спросить: «А как вам Ельцин?» Он же там был, в Кремле, только приехал. Он так пожевал губами, говорит: «Могло быть и похуже». Классный ответ, да? Могло быть и хуже.

В.Дымарский― Вообще-то, для политика, по-моему, это комплимент.

Ю.Шевчук― От Лихачева – да, да.

К.Ларина― Давайте все-таки еще спрошу про одну вещь, не могу не спросить, поскольку у нас в гостях представитель творческой интеллигенции, про деятельность Министерства культуры.

Ю.Шевчук― Ой, спасибо за это высокое звание!

К.Ларина― Обратите внимание, что у нас сейчас последнее время, последние годы творческая интеллигенция занимается тем, что она борется с министром культуры. Скажите, пожалуйста, исход этой борьбы когда-нибудь мы увидим? Кто победит, на ваш взгляд?

Ю.Шевчук― Победит культура, я надеюсь.

К.Ларина― В чем, на ваш взгляд, главные разногласия: кто-то чего-то хочет…, кого-то прогнуть, порулить – что сделать?

Ю.Шевчук― Опять же, мне кажется, со стороны Министерства идет упрощенка эта, да. Отношение к культуре, вообще. Упрощенка, да.

К.Ларина― Как к служанке, да?

Ю.Шевчук― А это барышня очень сложного характера. Нервная такая – культура, ее величества. Она такое не терпит, конечно, отношение к себе грубовато-солдатского, да. В плохом смысле этого слова.

В.Дымарский― Могла бы уже эта барышня и привыкнуть. Столько лет…

Ю.Шевчук― Как привыкали барышни в 17-м году, да?

К.Ларина― Расслабиться?

Ю.Шевчук― Но нет. Видите вот, гены хорошие. У российской культуры гены хорошие очень, согласитесь. Прекрасные гены, прекрасные.

В.Дымарский― То есть ее насилуют…

Ю.Шевчук― Она получает удовольствие иногда.

К.Ларина― Тут же прямая зависимость существует материальная, как я понимаю. Но одно дело — вы, наверное, можете существовать без всяких…

Ю.Шевчук― Ни разу в жизни туда не обращался, даже не знаю, где оно находится – это министерство.

К.Ларина― А есть театры – ну, куда деваться? – музеи, библиотеки. Как без государственных денег? Мой вопрос: насколько справедливо утверждение министерства культуры, что «если мы платим – мы и заказываем; на свои деньги делайте что хотите, а если уж я плачу, извольте делать то, что я хочу». Насколько эта формула правдоподобна, нет ли в этом какой-то подмены ужасной? 

Ю.Шевчук: Сокуров из семьи военных. Какой он враг народа? Меня тоже в свое время называлиQТвитнуть


Ю.Шевчук― Так это же, в принципе, все бюджетники сейчас на этом крюке: государство вам платит зарплату – вы нас поддерживаете. В принципе, я говорю, упрощенка. Та же полиция, служба безопасности: мы вам платим деньги – вы нас поддерживаете. Какие-то заводы, которые принадлежат Российской Федерации – тоже поддерживайте и все. Учителя, интеллигенция… Ну, это понятно всё. Печально, конечно. Потому что, во-первых, ведь не несколько чиновников из своего кармана платят той же полиции, службам безопасности, армии, а платим мы все налогоплательщики. И тут, конечно, подмена идет печальная, если не трагичная. Трагичная, конечно. Министерство культуры в этом ряду, конечно, этих чиновников, да.

В.Дымарский― Слава богу, еще хоть, что не мешают иногда. Кому-то мешают…

К.Ларина― Как — не мешают?

В.Дымарский― Боюсь зарекаться.

Ю.Шевчук― Бывали там какие-то случаи, куда нас пытались местные начальники не пустить. Это так… Я об этом даже…

В.Дымарский― Это после встречи с Путиным?

Ю.Шевчук― Да, было, было там. На меня там…

К.Ларина― Наезд.

Ю.Шевчук― Да, кое-куда не пускали. Но я к этому отношусь иронично, нормально. И как бы… Но вот сейчас мы в Брянск едем. Я как раз помню на «Эхе» брянскому тому… как его зовут, я не помню – мэру, губернатору, — он просто запретил концерты ДДТ в Брянске – я написал ему письмо такое жесткое через вас. А сейчас я туда еду. А его сняли. Вот так, видите. Борьба идет, продолжается.

К.Ларина― Но вы бы сейчас рискнули на Украину поехать?

Ю.Шевчук― Да, я поеду, конечно. Но, может быть, не завтра. Но ехать нужно обязательно, потому что мы поем для человека. Ну вот не должно быть архиважно, где человек живет – в Киеве, в Москве, или в Туле, или в Брянске. Петь для людей, не добавлять зла в эту ситуацию, безусловно. Без какой-то такой политики, безусловно, но пет людям… Сколько мне оттуда звонят, вы не представляете – зовут.

К.Ларина― Конечно.

В.Дымарский― Из разных частей.

Ю.Шевчук― Да, оттуда и отсюда, слева или справа, отовсюду звонят.

К.Ларина― С какого «слева и справа».

В.Дымарский― Вот два года назад Макаревич там спел.

К.Ларина― Нет, сейчас.

В.Дымарский― Андрей спел Макаревич.

К.Ларина― Не только два года. И в прошлом году, по-моему, они там были.

В.Дымарский― И после этого начали: там не пустили, здесь не пустили…

К.Ларина― Но это прошло уже время. А сейчас? Справа и слева – кто звонит. ЛНР и ДНР тоже звонит?

Ю.Шевчук― Оттуда тоже приглашали меня, да.

К.Ларина― И чего, вы готовы туда и сюда поехать?

Ю.Шевчук― Я вот об этом думаю. Я бы, вообще, на границе сделал концерт мира как в Чечне. Я об этом говорил где-то. Чтобы вот Минские договоренности как-то… Их поддержать как-то эти договоренности. Замочить такой концерт мира… Но я сейчас понимаю, что далеко не все готовы. В Чечне, кстати, в 96-м году мы сделали этот концерт, когда подписывали договор…

К.Ларина― Чечня – это территория Российской Федерации, это была наша страна. А тут-то…

Ю.Шевчук― Тут другое. Я вот об этом и думаю, что это мало реально сейчас, к сожалению. Простые люди— вот, кого жаль. Страдают от этой войны ужасно просто. Но есть какие-то у нас и с той и с другой стороны наркоманы войны какие-то, для кого война – мать родна.

К.Ларина― В том числе, и ваши коллеги.

Ю.Шевчук― Да. Есть, конечно, я знаю.

К.Ларина― Это опять к вопросу об ответственности.

Ю.Шевчук― Да, да. Есть.

К.Ларина― А наша песня-то не про войну. Финальная.

Ю.Шевчук― «Любовь не пропала» или, как пели Битлы, «любовь не умрет». Любовь нельзя купить… Я хотел бы обратиться к аудитории «Эхо Москвы». Ребята, хорошей весны всем! Будем стараться быть людьми. Это очень важно для всех нас, мне кажется. Поменьше ругайтесь, побольше слушайте друг друга. Вот в блогах на «Эхо» читаешь — там такая идет «гражданка». К сожалению, никто ничего не может никому доказать. Надо учиться нам слышать друг друга, просто слышать. Тогда все будет очень клево.

В.Дымарский― «Любовь не пропала».

Ю.Шевчук― «Любовь не пропала».

Источник