buy phenergan cheap phenergan 250 phenergan pricepurchase phenergan Monohydrate vs dose for walking pneumonia doxycycline reviews for acne Is The Difference Between Doxycycline Hyclate And Doxycycline Monohydrate Фото с официального сайта Федора Чистякова

Чистяков, наверно, единственный человек в стране, который не знал, что произошло между Россией и Украиной. Пришлось узнать. 4–5 марта должны были состояться его концерты в Крыму, но их не будет. «Я просто не смогу поехать туда веселиться, — сказал Чистяков. — Мне невесело, я крайне расстроен». И тут же получил ответную реакцию: «Сдох Феденька, прогнулся под хохлов, которые ему пальчиком погрозили. Стал в один ряд с Макаревичем и Немцовым. Пополнил ряды пятой колонны. Ну что, господа правдолюбцы и либералы, радуйтесь. Вашего полку прибыло».

Это неправда. Один из самых оригинальных русских музыкантов, человек со сложной, изломанной судьбой, Чистяков принципиально не занимает ни ту, ни другую сторону. Если что-то и выбирать, то точно не ненависть.

— Что все-таки произошло с вашей непоездкой в Крым?

— Если честно, я вообще был не очень в курсе украинской ситуации. То есть помнил, что там были какие-то трудности, но думал, что все уже в порядке, все позади. Тем, кто не знает меня близко, в это трудно поверить, но тем не менее это так. Проблемы начались, когда я опубликовал анонсы концертов. Не буду говорить об оскорблениях, их можно пропустить мимо ушей, но я понял, что общество и сейчас очень сильно разделено по этому вопросу. А когда отменил концерты, пошла вторая серия в том же духе: упреки, ненависть, гнев, оскорбления. Люди с обеих сторон находятся на пределе эмоций, все готовы порвать друг друга. Все — наши, украинцы, даже из США пишут. Мутная ситуация какая-то, нехорошая.

Помню, в 1990-е было пруд пруди магазинов, где продавались диски с программным обеспечением — Адоб, Виндоуз, все что угодно. Стоило это 100–200 рублей. Все как надо: целлофан, наклеечки, даже голограммы с надписями о том, что все права защищены. Легальный магазин, все в порядке. Но я понимал, что тут что-то не то, не могут эти программы стоить по сто рублей. А для большинства в этом не было никакой проблемы. Раз государство допускает существование такого магазина, значит, оно берет на себя ответственность. Но есть еще одна сторона вопроса: а что думает правообладатель? Понятно, что ничего хорошего: упаковка есть, права защищены, а на самом деле обеспечение-то пиратское. Ситуация с Крымом напоминает ситуацию с пиратским диском. Вроде бы да, поезжай, все нормально, а оказывается, в мире другое мнение по этому вопросу. И получается, что когда ты едешь туда, то становишься в оппозицию по отношению к кому-то, и когда не едешь — тоже. Все очень болезненно, как открытая рана. Я отказываюсь в этом участвовать.

— Но ведь крымская проблема существует не сама по себе, она упирается в тему патриотизма. А если оглянуться на то, что играл «Ноль» в 1990-х, то ничего более русского и патриотичного в нашем роке просто невозможно себе представить.

— Не в патриотизм она упирается, это просто очередное столкновение интересов двух сверхдержав. А патриотизм — струнка, на которой играют пропагандисты. Говоря проще, вопрос в том, где чьи ракеты будут стоять, а все остальное — захватывающий спектакль с морем крови.

Что касается «Ноля», то хоть одну патриотическую песню мне назовите. «Улица Ленина»? «Ехали трамваи умирать»? «Человек и кошка»? «Русский рок-н-ролл», может быть? А вы дослушивали текст до конца?

Уставать по жизни дал Бог долю мою,

amoxil 500 mg price amoxil online generic amoxil online и я, как положено, устаю.

Уставал, когда работал и когда ходил в школу,

а теперь устал от этого рок-н-ролла.

Все это либо горькая ирония, либо истерика на грани суицида. Вспомните русскую классику, то, что у нас в генах, в коде нации. Она ведь депрессивная до предела. «Идиот», «Преступление и наказание»… Там что ни герой, то надломленный человек, человек на грани. Да что говорить — я и сам такой. Моя жизнь легко вписалась бы в любой роман Достоевского.

Фото с официального сайта Федора Чистякова

— Но имидж, имидж… Есть известное видео, где вы играете перед балтийскими моряками. Баян, тельники, песня такая душещипательная про все родное… Просто как в кино про Великую Отечественную. Подставь какой-нибудь пропагандистский лозунг в титры — и вперед, в массовую ротацию.

— Да, я помню эту запись. Это были времена, когда группа «Ноль» только появилась, ее продвижением занимался Андрей Тропило. Приехали в Ропшу, Андрей посадил меня и говорит: «Давай играй что-нибудь!» А рядом морячки какие-то из училища тусовались, их подогнали, усадили слушать, как я пою. Но опять же если говорить о тексте, то он довольно-таки андеграундный. Вроде бы типичная русская песня, ля-ля-ля, березки, осинки… Но вообще-то там содержание совершенно другое, если вслушаться: «Наши мысли, как гангрена, нам мешают вечно жить. Наши чувства, как полено — не поднять, не опустить». Что ж тут патриотического?

По большому счету у «Ноля» патриотических песен, вот таких прямо, чтобы ура-патриотических — и не было никогда. Взять, допустим, «Буги-вуги» Майка Науменко, которую я пел на мотив «Варшавянки». «Варшавянка» — польско-российский революционный гимн 1905 года, а пою я о том, что мы любим буги-вуги и идем танцевать. Из всего этого складывается довольно иронический образ: мы идем на вечеринку в жуткий мороз, в валенках, да еще под революционный марш. Вот так мы ходим на вечеринки. Это карикатура, шарж. При чем здесь патриотизм или антипатриотизм? Никто об этом даже не думал. В то время я вообще мало думал о том, что конкретно хочу сказать, а больше чувствовал. Эта песня, как и многие другие, — просто импульс, ощущение от времени и пространства.

— …А еще была песня «Пушки — в зад!». На первый взгляд пацифистская, но уж больно издевательский там у вас голос. Я вспомнил о ней, когда увидел, как вы один за другим выкладываете у себя в фейсбуке антивоенные ролики. Это позиция или тоже просто импульс такой?

— Ролики появились по вполне конкретному поводу. Как раз в результате ситуации с Крымом. Знаете, какая реакция была на мое решение не ехать туда? Море ненависти. Больше всего ужасает, что люди и от тебя этого ждут. Ты должен обязательно кого-то порвать, встать на чью-то сторону, определиться и начать мочить налево и направо. В ответ я предложил вспомнить, а каким он был, этот рок, который вы так любите. Послушайте песню Шевчука «Не стреляй!», песню Цоя «Я объявляю свой дом безъядерной зоной». Есть там хоть капля ненависти? Кстати, песня «Я объявляю свой дом безъядерной зоной» несет в себе очень важную мысль: мы не можем изменить мир, не можем даже существенно повлиять на события, нравятся нам они или нет. А вот отвечать за себя, распоряжаться собой — это уже реальнее. Герой Цоя объявил себя безъядерной зоной. Каждый может это сделать, если захочет. Я уверен, что война начинается внутри человека, и закончиться она должна там же.

[embed]https://youtu.be/BF-HeqYNpfs[/embed]

— И внутри вас это происходит?

— Да.

— Несколько лет назад вы дали душераздирающее интервью о том, что все уже в прошлом и теперь остается просто жить по инерции. Взгляд был потухший, грустный, даже музыка у вас особого интереса не вызывала. И вдруг совсем недавно появилось чувство, что вы очнулись от морока. Вышел альбом, скоро выйдет еще один. Песни бодрые, живые, энергия прет. Что с вами такое произошло?

— После моего возвращения на сцену в 1997-м, когда начался постнолевский период, мне было очень сложно, меня по определению рассматривали таким, каким я когда-то был, и ждали того, к чему привыкли, того, что уже слышали. Люди обожают приклеивать ярлыки. Русский Сид Вишес, русский Джим Моррисон… Пошел я, например, на интервью к одному тележурналисту, а он говорит: «Федор, скажите, вот 1980-е — это были такие крутые времена, ведь правда же, вы жаждете туда вернуться, ведь это же было по-настоящему что-то великое?» Я говорю: «Да нет, все было не так радужно, был ряд серьезных проблем». — «Нет-нет, что вы. Было здорово, это такие волшебные времена». И так далее. И каждый раз приходилось доказывать, что ты не верблюд, причем порой безуспешно.

Все это вызывало ощущение глубокого дискомфорта, у меня были сложные отношения с самим собой. По большому счету только году к 2009-му я стал приходить в себя. И даже после этого было трудно, все было как-то не так, неправильно, у меня были музыкальные идеи, которые, мягко говоря, не очень согласовывались с реальностью. Но дальше стало легче, я стал лучше понимать, что мне на самом деле нужно, а сейчас у меня уверенности еще больше. Никому ничего больше доказывать не надо, все уже состоялось, есть новый материал, у него свои почитатели, есть старый, с ним тоже все в порядке, он никуда не денется. Все встало на свои места. Этот процесс занял почти двадцать лет.

— Пока вы так мучительно и долго искали себя, мир сильно изменился. Двадцать лет назад главной музыкой был рок, а сейчас это уже архаика, глубокое ретро. Почти музейная музыка. Хотя по большому счету ничего принципиально нового и революционного так и не появилось. Кого ни возьми из звезд, постоянно натыкаешься на ваших коллег по ленинградскому рок-клубу.

— Действительно, были времена, когда все модно было играть в стиле рок: классика в стиле рок, джаз в стиле рок. Сейчас все изменилось с точностью до наоборот, теперь рок играют в стиле джаз, в симфонической аранжировке, на баянах, как мы это делаем в проекте «Аккордеон-рок». Не знаю, меня это не очень травмирует, я об этом вообще не думаю. У нас и раньше не было стремления держаться за какой-то стиль или чему-то соответствовать, просто играли и всё.

А что до рок-клуба, то я всерьез считаю, что это была своего рода «могучая кучка», как в XIX веке у композиторов. Все они примерно в одно время появились, дружили или, по крайней мере, были знакомы. Ни до ни после ничего подобного не было. Мне кажется, что с рок-клубом та же история. Это явление, продиктованное самим временем. Люди набрали силу благодаря тому, что были причастны к той эпохе и стали ее частью. Но эпоха ушла, и глупо ждать, что появится второй Гребенщиков или Кинчев. Чтобы играть рок в 80-е годы, надо было конкретно идти против ветра. Ты почти наверняка попадал в черный список. Глупо даже сравнивать с тем, что мы имеем сейчас. Все другое. Есть чарты, соцсети, множество инструментов для продвижения… Возникла совершенно другая реальность с другими смыслами. Я не говорю, что это плохо, просто нельзя ее мерить старыми мерками.

Вот была, например, в наше время ресторанная музыка. И все ее дружно презирали. В кабаках работали профессиональные музыканты, которые играли советскую и не только эстраду исключительно ради денег. Рокеры находились в жесткой оппозиции к этому. Для меня и для музыкантов «Ноля» ресторан — это было что-то ругательное. Играть там, где люди едят, — что может быть хуже? Но потом-то времена поменялись, открылись клубы, которые по сути дела и есть рестораны, и все в них играют, мы тоже. Раньше было очень важно, что мы не попса, некоммерческие музыканты, не продаемся. Но если деньги получаем, значит, коммерческие. И так далее. Самоощущение меняется.

Произошло то, что и должно было произойти. Та важность, которую мы придавали рок-н-ролльной идеологии, была временная и кажущаяся. Все это уже не имеет значения. Имеет значение, какой ты человек и что делаешь.

— Так в итоге изменения к лучшему или наоборот?

— С одной стороны, налицо явный кризис перепроизводства. Еще в конце девяностых, когда я заходил в магазин компакт-дисков, там были тысячи наименований, невероятное количество музыки. Ощущение, как будто находишься в какой-то культурной помойке, это черная дыра, куда все летит и летит. Помните, в 1982-м Гребенщиков спел про «море информации, в котором мы тонем»? Сегодня это звучит смешно. Какое море? О чем это он вообще? Вот сейчас действительно море, сейчас мы тонем.

Помню, как мы ждали когда-то выход нового альбома «Пинк Флойд». Это что-то невероятное, огромного значения событие. А теперь ткнул пару раз по ссылкам, и вот тебе их полная дискография. Люди всю жизнь работали, а потом — раз, и все это исчезает в цифровом потоке, ощущение ценности резко падает. А как может быть иначе, если ежедневно на пользователя валится такое количество информации? Заходишь к себе в почту и тебе какие-то баннеры показывают — иди сюда, купи вот это. Естественно, люди устают, им уже ничего не нужно. Поэтому аудитория и уменьшается, даже у звезд. Она распределяется на всех артистов, а их теперь очень много. Я вообще думаю, что общемировых и даже общенациональных звезд в этой ситуации уже быть не может. Только нишевые. Единого поля нет.

— То есть ничего хорошего нас не ждет?

— О том, что ждет, я не знаю, а положительный момент в этом есть. Когда находишься в информационном вакууме, кажется, что ты в центре Вселенной, она вращается вокруг тебя, а ведь это не так, это ложное ощущение. По большому счету легко нам было в 1980-е быть первыми парнями на деревне, когда всего было мало, вообще почти ничего не было. Нужно было погрузиться в информационный поток, чтобы понять, что мир большой, очень большой, и ты далеко не в центре его. И звезды наши не вселенского масштаба, они локальные, маленькие. Это отрезвляет, дает более правильное понимание жизни.

Ян Шенкман

Источник