Поскольку в последнее время Шнур сделался опять героем новостей, надобно поговорить о Шнуре.

Шнура в свое время героем наших дней сделала та интеллектуальная фронда, которая так или иначе группировалась вокруг ценностей, транслируемых журналом «Афиша» образца нулевых. Максим Семеляк делал с ним и о нем серию репортажей, основной мыслью которых было что-то вроде «Шнур совершил революцию, которая никому не снилась». Из текстов Семеляка, впрочем, очень трудно было установить содержательную часть этой революции, что само по себе вызывало недоумение: казалось, что все компоненты этой революции лежат на поверхности – карнавализация и профанирование повседневности, расширение границ дозволенного, нарушение социальных табу etc. Однако Семеляк (и беседовавший с ним Шнур) постоянно намекали на что-то более глубокое, более значимое, на какую-то онтологию; и вот это «что-то» из тех суждений никак не экстрагировалось. Попробуем проделать эту работу ретроспективно.

У нас часто (и безо всякой нужды) пользуются словом «постмодернизм». По большей части это слово выступает в качестве зонтичного пейоратива, использующегося тогда, когда нужно заклеймить какие-то культурные явления, которые концептуализованы настолько ловко, что с наскоку, одними обвинениями в бездарности и безнравственности, их не возьмешь. В силу этой привычки под «постмодернизмом» у нас анахронистически понимается целый спектр культурных явлений двадцатого века, ни хронологически, ни идеологически не укладывающихся в рамки постмодерна, вся вина которых в том, что они «непонятны» или «некрасивы» на вкус человека, находящегося в плену советского прагматического культурного нарратива.

При этом, как правило, упускается из виду, что именно журнал «Афиша» был одним из тех немногих изданий, действительно последовательно транслировавших ценности постмодерна, основой которых является представление о том, что любой вид искусства, вне зависимости от его степени сложности и вне зависимости от его ориентированности на элиты или же на масс-маркет, – есть легитимный объект интереса и изучения: что никакое искусство «не стыдно» и никакое искусство не «выше» или не «ниже».

Само по себе это представление весьма демократично и продуктивно; критикам постмодерна (а на Западе самую последовательную критику постмодерна делают левые) оно не нравится по двум причинам: в силу его релятивизма, в рамках которого невозможно выстроить убедительную ценностную систему искусства (постмодерн в этой ситуации оказывается самым надежным могильщиком классической эстетики), а также по причине того, что демократизм постмодерна самодовлеющ, он не инструмент и даже не цель – он форма существования (анахронистическая пародийность и ирония постмодерна, как говорит, вслед за Адорно и Джеймисоном, Перри Андерсон, лишена сатирической составляющей, что делает ее не инструментом, а способом мышления, она становится тотальной и поэтому перестает играть какую-либо преобразовательную, прагматическую роль). В конечном итоге, говорят критики постмодерна, ситуация постмодерна направлена на поддержание statusquo (в случае левых под statusquo неизбежно понимается капитализм), в силу того, что лишена какого-либо представления о том, что она «для чего-то» и что за нею что-то еще может быть; она, как писали по другому поводу Адорно с Хоркхаймером, «просто есть».

Таким образом, можно заключить (и дальнейшие наблюдения это подтверждают, о чем ниже), что в случае со Шнуром и панегириками проделанной им революции во времена безраздельного царствования в смысловом нашем поле ценностных установок журнала «Афиша» речь шла о модернизации российского культурно-идеологического проекта в рамках западного представления о внеиерархичном, демократичном, лишенном стигмы «низкого» массовом искусстве (недаром на роль «русского Эко» «Афиша» поставила Акунина, писавшего историческую бульварную прозу).

Цель в данном случае благая, ибо внеконтекстуальность существования российского культурного поля по отношению к западной парадигме приводила к геттоизации методов и способов оценки социокультурной реальности. Проблема, однако, оказалась в том, что, как сейчас принято говорить, «контагиозная» идеология российского постсоветского ресентимента сумела переварить этот посыл и обратить процесс в том числе и против тех, кто его запустил (что хорошо заметно по нынешней стремительной маргинализации, собственно, журнала «Афиша»), – то есть, поставить внеиерархичность и демократичность культуры на службу нашему statusquo, утверждающему «множественность истин» и примат своеобразно понимаемого «нравственного» над фактами. И одной из самых заметных фигур реваншистского этого процесса оказался именно Шнур – человек, поставивший на конвейер, как в итоге выяснилось, не карнавализацию повседневности, а тривиализацию ее.

Представляется, кстати, политически грамотным, что Шнур изначально прибегнул к музыке ска, дабы совершить свою ценностную революцию: черные люди Ямайки придумали музыку ска, чтобы адаптировать весьма, по их меркам, абстрактную и анемичную повестку материкового ритм-энд-блюза к своим повседневным нуждам, в которых спонтанная телесная реакция на музыку безоговорочно ставится выше любой рефлексии. Шнур посредством музыки ска адаптировал к нуждам среднего класса отечественную панк-повестку, изгнав из нее все социально значимые маркеры и заменив их безоценочными, «телесными» маркерами повседневности.

То, что повседневность в его песнях имеет налет «сатиры», – заслуга не Шнура, а лишь самой нашей повседневности, которую как ни ставь и как ни описывай – все будет сатирою. В этом смысле Шнур является идеологическим наследником весьма своеобразной традиции социального комментария, персонифицированной в свое время различными коллективами, от АВИА и «Дети» до почти забытой ныне группы «Окно», которые создавали впечатление протестной, критической активности, спекулируя (иногда банально, иногда, как в случае АВИА, нет) на имманентной для советской и ранней постоветской действительности абсурдности синкретического визуального и содержательного идеологического ряда, в силу каковой имманентности с действительностью не нужно было производить никаких особенных манипуляций, чтобы она стала выглядеть абсурдной (и, таким образом, сделалась легитимным объектом искусства), – достаточно было просто ее описать с известной долей иронии, притом иронии не рефлексивной, а именно что постмодернистской, тотальной, довлеющей себе и вне себя не знающей никаких модусов существования.

Подобной сиюминутной тотализации иронии служит и сама форма песен Шнура: строго говоря, в них нет никакого эволюционирующего нарратива, они, по сути, формируются вокруг припева со стратегически расположенным в нем матюгом, который потом и будет распевать (и цитировать) с удовольствием его аудитория. К припеву ведет (и только в этом его функция) некое рудиментарное подобие куплета, в котором очень быстро называются опорные точки фабулы, впоследствии не подвергающиеся никакой разработке, – если Шнур и трудится писать больше одного куплета, то все остальные почти всегда структурно и тематически повторяют первый с добавлением туда кое-каких несущественных изменений. Это не хорошо и не плохо; более того, в случае со Шнуром это оказывается наиболее действенной формой подачи; просто нужно понимать, что никакой дескриптивной или аналитической ценности (что имплицитно полагается теми, кто раз за разом воспроизводит один и тот же троп «Шнур опять описал нашу действительность») эти песни не несут и все написаны ради одного только стратегического матюга.

Интересно тут, впрочем, то, что механика эта абсолютно коммерческая и свойственна в первую очередь богомерзкой, по меркам целевой аудитории Шнура, «попсе», в которой песенная схема строится на той же, очень простой стратегии проговаривания каких-то малозначащих слов в куплете с прямой целью перейти к мусям-пусям в припеве и этими мусями-пусями гнобить слушателя уже неотступно. Схему эту воспроизводят все продюсерские команды, пишущие песни современным поп-звездам; продюсерские команды опираются здесь на ряд социальных исследований, еще в 60-е годы показавших, что средний слушатель поп-музыки не запоминает слов куплетов песен, даже если слышит их. Поп-музыка всегда была средством пропаганды, пропаганда же отлично знает, что народ запоминает только лозунги, расположенные в стратегических местах. Шнур, будучи чутким человеком, всю эту теорию понял, видимо, интуитивно, и его пропагандистский проект работает с давних пор с уверенностью хорошо смазанного механизма. Осталось только понять содержание его пропаганды.

Шнур для человека, занятого (по крайней мере, в представлении своих слушателей) социальным комментированием, подчеркнуто аполитичен, из-за чего долго не попадал даже в список друзей или врагов двух сторон идеологического противостояния в украинском конфликте (за него эту работу проделал Скрипка своим нелепым высказыванием о песне про лабутены, поместив его, таким образом, на идеологическую карту негативно).

Шнур довольно умело поддерживает образ в доску своего парня-алкоголика, который симпатичен аудитории, полагающей себя гендерной и социальной нормой. При этом он не делает почти ничего, что могло бы кого бы то ни было раздражать идеологически, – у него трудно найти высказывания о власти, о политической системе и вообще о чем-то таком, что способно было бы сразу маркировать его как человека, принадлежащего к «своим» или «чужим». Поскольку Шнур – это признается всеми – умелый бизнесмен и маркетолог, трудно предположить, что все он делает с расчетом, а вот это – просто так, без четкого плана, от души, так сказать. Очевидно, что это стратегия, даже если это не до конца отрефлексированная стратегия.

Можно предположить, что он не высказывается на подобные темы оттого, что хочет продолжать нравиться всем; штука, однако, в том, что в ситуации сильно поляризованного и наэлектризованного идеологией общества, которая имеет место сейчас, политическая уклончивость не будет нравиться всем, – люди, индоктринированные или мобилизованные достаточно сильно, будут считать ее трусостью (в адрес Шнура, кстати, обвинения в политической трусости звучат постоянно). И лишь один сорт аудитории будет считать такую позицию наиболее уместной: это лояльная statusquo публика.

Смысл в том, что людям, лояльным к окружающей действительности, тоже иногда хочется ударить по ней ломом; вот функцию этого «лома для лояльных людей» и исполняет Шнур. Метод Шнура – это метод «расфигачечных», которые сейчас начали открываться у нас: то есть, таких помещений, где можно крушить все, что попадется под руку, можно даже заказать, что именно ты будешь крушить, – если ты заплатишь определенную сумму денег. Особенным успехом во всем мире расфигачечные пользуются у клерков, то есть у людей, которые, во-первых, считаются «белыми воротничками», во-вторых, являются лояльными текущему режиму, и в-третьих, не имеют никакой возможности в повседневном своем окружении никуда спустить агрессию, которая в них неизбежно накапливается, как и в любых корпоративных служащих. Это, собственно, и есть типовой портрет поклонника группы Ленинград: невротизированный городской служащий, за которого его скопившуюся агрессию канализирует в матюги свой в доску пацан в майке-алкоголичке на сцене.

Более того, Шнур, будучи очень чутким бизнесменом (и существенно более тонким психологом, чем его аудитория), давно понял, что в расфигачечных нуждаются не только мужчины, но и женщины, и что в устройстве расфигачечных тоже есть свой гендерный аспект, – и ввел в группу женский вокал и женскую проблематику: теперь и невротизированные конформные девушки, которым надоело делать эпиляцию, худеть, пытаться влезть в джинсы на три размера меньше и носить неудобные туфли ради того, чтобы на них обратил внимание какой-нибудь папик, могут прийти в расфигачечную Шнура и немного отдохнуть.

Чтобы, понятно, завтра же вернуться на свое поле боя.

Вот в этом, собственно, состоит подлинное значение Шнура и вот здесь находится объяснение того, что Шнуру позволено на сцене материться, богохульничать, отрицать нормы морали и даже выступать голым, – и ему (почти) ничего за это не бывает. Потому что Шнур (как и подобает подлинно постмодернистскому проекту) работает на удержание норм современного мира. И те, кто заинтересован в сохранении statusquo, – это отлично понимают.

«Расфигачечные» и прочие разгрузочные комнаты, где стоит манекен начальника, который можно избить палкой, часто открывают сами корпорации, прекрасно понимая, что лучше пусть клерки выплеснут свою агрессию в контролируемых условиях, чем пойдут на митинги или станут принимать участие в профсоюзном движении (довольно часто, кстати, такими «расфигачечными» служат и сами профсоюзы).

Логика отношения власти к Шнуру и его группе вполне сходна, даже если она и не артикулирована ее носителями: пусть лучше люди среднего класса (потенциально сейчас самая взрывоопасная социальная страта) слушают безусловно талантливого, делающего хорошую музыку Шнура и читают Пелевина, – то есть, получают информацию о мире из рук профессиональных тривиализаторов реальности, – чем занимаются каким-то неподконтрольными рефлексивными и социальными практиками. Это инстинкт самосохранения власти, и он, в общем, далеко не такая уж безусловно негативная вещь, просто не стоит его принимать за то, чем он не является, - за право на свободу высказывания, например.

Артём Рондарев

Источник

6-го февраля Сергею Чигракову исполнилось 55! В канун юбилея музыкант объяснил, чем вызван его творческий прогноз.

Когда еще в Петербурге, на Рубинштейна, 13, был рок-клуб, во дворе на стене красовалась надпись: «Чиж, ты спас рок!». Ее долго не стирали, даже после ремонта здания и передачи его детскому театру. Сергей Чиграков этим гордится по сей день. Накануне юбилея, который у музыканта 6 февраля, «Чиж» поговорил с корреспондентом «МК» по душам.

фото: Андрей Федечко

— Отмечать 55-летие будешь трезво или бурно?

— Весело. С цыганами и медведями, с казачьим хором. И чтоб пели: «К нам приехал…». (Смеется.) А если серьезно — люблю отмечать свои дни рождения с друзьями. Но друзьями очень близкими. А главное — подарки. Я до сих пор жду их с замиранием сердца, как в детстве.

— У тебя же огромная коллекция дисков. Каждый день рождения дарят что-то новое?

— В последнее время редко. С годами все труднее меня удивить и найти эксклюзив. Поэтому пластинками и дисками я занимаюсь сам. В этом году я не выдержал, намекнул, что мне подарить. Но сейчас не скажу название — вдруг не сбудется. После именин узнаешь.

фото: Андрей Федечко

— А есть пополнение в коллекции гитар?

— За последний год прибавился один интересный экземпляр, Gibson Gothic. Я его не покупал, гитара прилетела от Шуры из «Би-2». У меня никогда не было такого инструмента — он настоящий америкос. А еще гитарист «Билли'с Бэнда» мне недавно подарок сделал. С гитарами у меня особые отношения: своего инструмента долго не было. Вернее, был самодельный. А первая «электричка» продержалась недолго — пришлось продать. Потом появилась японка — но опять не моя личная. Я брал ее взаймы. По-моему, лишь года в 33 я смог себе что-то купить. И от Вовки Шахрина из «Чайфа» тогда гитара досталась.

— Свой юбилейный концерт долго готовил?

— «Готовил» — не совсем правильное слово. Я ж не буду вставать на стул в белой рубашке и шортиках, чтоб стишок прочитать (хотя это идея!). Позвал друзей-музыкантов, любое проявление внимания ко мне будет в радость. Тем более не так и часто меня со сцены поздравляют. А кто придет — для меня самого будет сюрприз. Знаю, что точно Паша Пиковский (группа «Хьюго». — Авт.). Мы даже споем дуэтом.

— Дата «55» по голове тяжелым кирпичом не ударила?

— Пока не наступила — не ударила. Я даже не знаю, как себя буду чувствовать после 6 февраля. Но у меня как-то все естественно идет, поэтому, надеюсь, ничего не изменится.

фото: Андрей Федечко

— Перед своим 60-летием Эдмунд Шклярский признался, что так и не повзрослел. А ты?

— Смотря в чем. В каких-то бытовых вещах, в общении с людьми стал более мудрым. А в чем-то, мне кажется, остался пацаном.

— В бытовых вещах — это о том, что в юности тусовался больше, а не с близкими общался?

— Да нет. Я не тусовочный человек. Меня мало завлекает пустой треп и большие компании. А тем более — когда дети появляются… Но ответственней я стал. Факт.

— В последнее время часто вижу тебя с дочкой Дашей. Ей, наверное, больше всего внимания достается?

— Сейчас да. Даша же единственная девочка. Остальные у меня сыновья (у Сергея еще три ребенка от разных браков. — Авт.).

фото: Андрей Федечко

— Ты ее петь учил? Недавно слышала вокал Даши со сцены…

— Никогда не учил. Она сама получила музыкальное образование. Дашка молодец! И если б немного не ленилась, из нее давно бы вышла высококлассная певица.

— Сколько времени уделяешь остальным детям?

— По мере сил, конечно. Но «сумасшедшим папашей» себя не назову. Меня ж дома никогда не бывает. Так что говорить об особом отцовском воспитании моих парней не приходится.

— Говоришь — в чем-то остался пацаном. А как давно ты набил последнюю татуировку?

— Боюсь, давно. Когда женился на Валентине. Это было солнце. Сделал его в культовом «Кастл Роке». У Вали точно такое же тату, только поменьше размером. Солнце для меня — символ счастья. Внутри стилизованный пацифик. С тех пор не дошел до салона. А вообще хотел бы тату еще, интересно было б попробовать что-то новенькое.

— Совсем новенькое? Ты ж пацифист. Череп-то или пистолет не наколешь?

— Череп — легко. Но только улыбающийся.

— Не назову тебя ловеласом, но три жены — это весомо. Сейчас обернешься на красивую женщину или остепенился?

— Вопрос, в какое время года. Летом — обернусь. А зимой ее трудно рассмотреть. (Улыбается.)

— С годами изменились критерии оценки женского пола? Да и вообще — людей…

— Я особо новых людей не ищу, поэтому не оцениваю. Ближний круг сформировался, и жена у меня есть. С годами я к кому-то притерся, а с кем-то мне изначально было кайфово. Сейчас мы с близкими людьми как камни в пирамиде — стык в стык.

— А с Петербургом за столько лет отношения сложились? Или все же есть внутри «комплекс провинциала»?

— Сложились с городом отношения. Но в глубине души я все равно знаю, что не петербуржец, и смирился с этим. Меня здесь устраивает все: в том числе и погода. Дождь — это мое любимое состояние природы. Еще очень люблю Летний сад. Первый раз попал в него в начале восьмидесятых. Я же учился во ЛГИКе (Ленинградский государственный институт культуры), а сад — в двух шагах от входа. Бегал смотреть на статуи все перемены. Красота невероятная! Вдохновляет.

— Муза к тебе сейчас часто приходит? Или капризничает?

— Я так давно не писал, что уже забыл…

— Переживаешь по этому поводу или считаешь, что все важное написано?

— Переживаю чуть-чуть, мне обидно. И точно не считаю, что все написал. Есть параллельный план «Х», но пока не буду его оглашать. Скажу только, что это тоже будет связано со сценой. Волка ноги кормят! К слову, несмотря на кризис, у нас все неплохо. И концерты, слава богу, не отменяются.

фото: Андрей Федечко

— Многие музыканты пробуют себя в смежных областях. В кино снимаются, в театре играют. Ты не хочешь?

— Зачем? Помню, в музучилище в капустниках участвовал. Но своих песен я там не пел, никого не изображал, меня всегда использовали в качестве тапера. Я сидел за фортепиано и обыгрывал действо. Я прекрасно понимал, что актер никакой. К чему, думаю, на сцену соваться? Пусть выступает тот, у кого лучше получается. А мне и за инструментом было неплохо. С тех пор мало что изменилось.

— День рождения — личный Новый год. После него обычно начинаешь новую жизнь?

— В 2001 году я побрился «на слабо». Сразу после своего дня рождения. Приятель Артур обещал побриться вместе со мной, но в последний момент не стал. А самое смешное, и второй раз произошло то же самое. И я попался, как школьник! А вообще с нового года начинать новую жизнь — это как с понедельника. Ничего не получится. Нельзя в одночасье взять и переменить себя. Наверное, можно бросить пить. И мне не раз это удавалось. Но ведь это не есть перерождение, правда?

Наталья Черных

Источник

«За 30 лет человек может намусорить так, что будет разгребать все это до конца жизни»

Музыка Вячеслава Бутусова, бессменного лидера уже оставшегося в прошлом «Наутилуса Помпилиуса» и ныне здравствующего «Ю-Питера», всегда отличалась от того, что делали его коллеги по рок-сцене, — символичностью и метафоричностью.

Не боясь экспериментировать с запоминающимися образами (вспомнить хотя бы композицию «Морской змей» или «Черные птицы») и разными звуковыми формами, например, приправляя рок элементами электроники, он всегда исполнял скорее авангардные, чем просто рок-н-ролльные в традиционном понимании песни-притчи, которые при всей своей сказочности резонировали с современными реалиями.

Фото: пресс-служба артиста

Публике до сих пор интересны и хиты, и новые опусы артиста. Очередным подтверждением верности поклонников стало то, что по результатам читательского голосования «ЗД» Вячеслав Бутусов стал победителем сразу в двух номинациях ZD Awards 2015: «Рок» и «Концерт года» со своим «Акустическим вечером», прошедшим в Crocus City Hall. В интервью «ЗД» музыкант рассказал, почему, на его взгляд, искусство утратило свой сакральный смысл, как из эгоцентриста человек может превратиться в филантропа и где найти лекарство для души.

— Вячеслав, анализируя итоги 2015 года, можно ли сказать, насколько ожидаемой была для вас такая победа?

— В центре внимания в прошедшем году находилась работа над альбомом «Гудгора», его выпуск стал главной целью, с которой так или иначе были связаны все творческие движения: подготовка материала, работа над клипами, обновление концертной программы. Но, хотя мы старались делать максимум того, что могли, результаты голосования читателей «Звуковой дорожки» и победа в двух номинациях стали для меня неожиданностью. Я не представлял ничего подобного, не думал о каких-то премиях или наградах.

Фото: пресс-служба артиста

— Вышедшая пластинка, на мой взгляд, работа как минимум с двойным дном, а возможно, смысловых пластов в ней и намного больше. О чем она лично для вас? В чем главное высказывание?

— Все очень просто. Те вещи, которые я не всегда могу сформулировать в общении с людьми, но хотел бы высказать, выражаются в форме песен и стихотворений, передают нужную эмоцию, настроение. Поэтому я лучше процитирую строчку из композиции «Апокалиптическая», последней на альбоме. Там есть рефрен, который звучит так: «Нам большего не надо, но и меньшего нам не дано». Для меня эта фраза — критерий жизни, основная человеческая формула. Ее смысл в том, что во всем в определенной степени должна быть умеренность.

— В прошлом году вы выпустили три сингла: «Гудгора», «Черная птица — белые крылья» и «Возьми меня с собой». Почему вы решили обратить внимание слушателей именно на эти три песни?

— Я постоянно нахожусь в процессе накопления материала. Это происходит постепенно, определенные вещи складываются друг с другом. Когда контуры общей картины проступают уже более четко, я понимаю, как она должна будет выглядеть в финале. Так получилось, что в какой-то момент эти три композиции стали опорными точками — и из них выстроился мостик к готовящейся к выходу пластинке.

С группой «Ю-Питер». Фото: пресс-служба артиста

— «Акустический вечер Вячеслава Бутусова», за который читатели «ЗД» проголосовали как за лучший концерт года, прошел в большом концертном зале, рассчитанном на несколько тысяч человек. При этом стояла гробовая тишина, и люди, казалось, боятся вздохнуть. Как вам удалось иллюзорно «сузить» пространство, создать ощущение камерности?

— Мне очень сложно судить о том, как мои выступления выглядят со стороны, и мое представление о них субъективно. Я все время погружен в процесс, нахожусь внутри ситуации, хотя в какой-то момент мне хочется абстрагироваться и увидеть происходящее глазами зрителя.

Могу сказать одно: к подобным акустическим концертам мы относимся как к камерному действию, где бы они ни проходили. Поэтому когда действие происходит в таком большом зале, мы все равно стараемся создать уютную, домашнюю атмосферу, насыщая видеоряд определенными изображениями, которые этому способствуют, а сцену — необходимыми элементами. Например, если вы заметили, на столичном акустическом вечере на площадке стоял торшер: даже мелкие детали могут формировать настроение. Аккомпанемент струнного трио тоже создавал определенную магию.

— Публику особенно удивил выход на сцену вашего сына Даниила с лекцией о членистоногих, который хоть и стал неожиданностью, очень органично вписался в контекст. Как возникла идея разнообразить программу таким любопытным эпизодом?

— Даниил совершенно не боится ни сцены, ни публики, ни социума вообще. В отличие от меня он получает от выступления массу положительных эмоций еще до его начала — у него такая природа. Те знания, которые он приобретает в силу своей пытливости и активной жизнедеятельности, ему обязательно нужно кому-то передать. И когда он понимает, что есть возможность поделиться ими с большим количеством людей, это особенно его воодушевляет.

Когда мы вернулись из Москвы с выступления и укладывали Даниила спать, он сказал: «Какое счастье, что был такой концерт!». Я по большому счету завидую ему. Уже одно то, что есть человек, испытавший такие эмоции от этого вечера, оправдывает его проведение, а когда ты потом узнаешь, что в зале были люди, проголосовавшие за него как за лучший концерт года, — радуешься еще больше. Сегодня такие вещи сродни чудесам, они воодушевляют и в какой-то степени спасают душу.

Нынешние времена довольно угрюмы. Нельзя придумать ничего лучшего, чем осчастливить какого-то человека. Никакой другой награды и не нужно.

Фото: пресс-служба артиста

— Насколько остро вы реагируете на происходящее в стране, в социуме? Резонирует ли оно с вашим творчеством или, наоборот, вы стараетесь абстрагироваться от этого?

— Я стараюсь смотреть на происходящее с точки зрения верующего человека и четко осознаю, что нужно выстраивать определенные барьеры, чтобы не подпускать всю эту чертовщину и бесовщину к себе, и тем более не принимать какие-то вещи близко к сердцу.

Сейчас становится очевидно, что нечистая сила повыпрыгивала из всех возможных щелей.

С одной стороны, этому нужно противиться, с другой — нельзя «притупляться» окончательно, впадать в кому, не вылезая из своего панциря. Нужно все равно сохранять и живость ума, и живость души. Это довольно сложно, когда ты понимаешь, что многие силы действуют для того, чтобы прибить, истощить и умертвить человеческую душу.

— Можно ли сравнивать нынешнее время с другими историческими периодами?

— История движется по спирали, так что людям уже приходилось наблюдать подобные времена. Но сам человек меняется и в разные моменты по-разному реагирует на одни и те же вещи.

Могу сказать про себя: сейчас я очень серьезно отношусь к окружающей действительности, а раньше мог ее игнорировать. В молодости у меня в жизни была совсем другая траектория движения, другая динамика. Иногда люди зацикливаются на своем внутреннем мире и практически не видят ничего вокруг себя, потому что в эгоцентрическом сознании нет места для всего остального, но потом масштаб восприятия может измениться.

— Наряду с другими музыкантами вы подписали открытое письмо против принятия нашумевшего закона «Об основах деятельности по организации и проведению зрелищно-развлекательных мероприятий в РФ». Вам было важно принять участие в этой акции?

— Если вы внимательно почитаете это письмо, которое написал и прислал мне Борис Гребенщиков, то увидите, что в нем нет призывов отказаться от принятия закона. Там речь идет о том, чтобы внимательно рассмотреть и усовершенствовать его. В письме указаны пункты, на которые следует обратить внимание.

— То есть вы считаете, что при внесении определенных корректировок этот закон имеет право на жизнь?

— Все законы имеют право на жизнь, если в них учитываются не просто чьи-то личные, а общие интересы. Если его принятие пойдет на пользу — ради Бога, хотя я считаю, что у нас и так уже слишком много законов.

Фото: Елена Касинская

— Давайте вернемся к музыке. Вы говорили о переменах, которые происходят в сознании человека с годами. А как трансформировалась ваша творческая мотивация?

— Творчество приходит само. Здесь не надо ничего придумывать, ставить перед собой искусственные цели. Все, что нужно для его проявления, заложено в самом человеке. Необходимо просто уметь подключить эти ресурсы.

Я лично воспринимаю то, что делаю, как служение. В любом действии должен быть какой-то смысл, иначе все происходит впустую. Я не придумал ничего нового: все, что транслируется в моих песнях, — это давно известные вещи, которые я сам только начинаю осваивать.

Все это основы жизни, истины, просто высказанные немного другим языком — для кого-то, возможно, более понятным и близким, — своеобразные трактовки. Я стараюсь убрать все лишнее, все вредное и болезнетворное, очистить то пространство, которое преподношу слушателям. Оно должно быть заповедной зоной, где люди могут излечиваться прежде всего душевно.

— Какие события стали поворотными в вашей творческой истории, если брать за точку отсчета момент возникновения группы «Наутилус Помпилиус»?

— Их было очень много, и я могу вспомнить их все, только если сосредоточусь и сяду, например, писать книгу. Могу сказать одно: некоторые периоды в моей жизни были весьма туманными, но весь мой осознанный путь ведет к просветлению и очищению. Даже за 30 лет жизни человек способен намусорить столько, что потом остаток жизни будет разгребать.

Моя персональная задача в том, чтобы оживить в себе любовь в широком смысле слова, а для этого нужно познать очень много необходимых вещей. Это постоянная практика.

— Меняются ли со временем психология слушателей, их потребности, внутренние отношения с артистом?

— Безусловно. Мне кажется, сегодня слушатель пресыщен. Накопившееся за всю историю количество музыки настолько огромно, что в принципе ничего нового людям уже не нужно. По моим меркам, вполне достаточно того, что человечество уже наваяло. Перенасыщение ведет к тому, что в искусстве утрачиваются сакральные вещи, значимость, поэтому сегодня появляется много произведений, в которых нет ни ценности, ни символики.

Фото: пресс-служба артиста

Я думаю, это связано с общим бескультурьем. Мы утрачиваем искусство читать живопись, литературу, поэзию, сакральные произведения искусства. Было время, когда вся живопись состояла из символов: посмотрите картины Босха, средневековую живопись. Там не было ни одного случайного предмета.

— Любой процесс не может быть бесконечным. Произойдет ли когда-нибудь новый прорыв?

— Конечно, мы надеемся на это. Нужно просто набраться терпения, чтобы дождаться такого прорыва. В жизни все циклично, как и в природе: чтобы созрело и произросло что-то новое, должна быть подготовлена почва, должен пройти дождь, должны смениться сезоны.

По себе я точно знаю одно: счастлив тот человек, который живет в состоянии творчества. Оно дает ощущение беззаботности, когда на тебя не давят проблемы экономики, политики и прочие «суррогатные» явления. Человек, который творит, понимает, что он свободен и сделал правильный выбор. Свобода выбора — это единственное, что нам дано.

На самом деле мир не стал менее талантливым: дар есть в каждом, важно его разглядеть и правильно расшифровать. Проблема в том, что все мельчает. Это уже болезнь неизбежности, которая потом, однако, перейдет в какую-то другую фазу. Когда все измельчится до такой степени, что не будет иметь вообще никакого значения, тогда будет новая мука — новое тесто — и новый «вселенский» пирог.

Фото: Елена Касинская

— А существует ли сейчас, на ваш взгляд, понятие андеграунда?

— Едва ли. В моей молодости было несколько стилей, существовали различные направления — и человек мог отдать предпочтение какому-то из них. Сейчас картина музыкального мира превратилась в миллиметровку, и это теряет всяческий смысл вообще. Есть одно большое полотно в крапинку, сливающееся при определенном фокусе в монотонное пятно.

— Вы испытываете ностальгию по тем временам, когда еще существовал «Нау» и в музыке были другие тенденции?

— Нет, я воспринимаю тот период как часть своей жизни. Для меня он никуда не исчез и до сих пор живет во мне, поэтому мне не о чем жалеть.

— Какой опыт вы приобрели благодаря сотрудничеству с поэтом Ильей Кормильцевым?

— В первую очередь это опыт общения с интересной личностью. Когда вы вступаете в контакт с настолько эрудированным, талантливым и тонко чувствующим человеком, вы не можете не обратить на это внимания, не принять этого. Сила таланта в том, что он, хотим мы этого или нет, проникает в нас. Поэтому для меня эта встреча была судьбоносной.

— А как получилось, что в 1996 году вам стали близки идеи Сергея де Рокамболя, художника-концептуалиста, которого многие до сих пор считают магом?

— Это отдельная история. Существовало определенное сообщество людей, живших некими своими принципами. В этот круг входили и художники, и поэты, и просто те, кому эти принципы были близки, — такой конгломерат талантливых личностей.

Для меня с Георгием Каспаряном (бывший гитарист группы «Кино».) период участия в нем был экспериментально-творческим, наступившим после того, как распался «Наутилус Помпилиус» и еще не был создан «Ю Питер». Это была, по сути, мастерская различных идей, в которой можно было двигаться в определенном направлении в зависимости от того, каков набор участников — в разных проектах были разные люди.

Фото: Елена Касинская

Но все-таки я больше человек-одиночка, поэтому мне ближе атмосфера замкнутости, затворничества, я очень сильно устаю от собрания людей, у меня такая природа. Мне надо иногда побыть с самим собой в тишине, для меня это идеальный способ творчества.

— В разные годы вы много экспериментировали, в том числе с электронным звучанием. Сейчас этот аспект вам интересен?

— Да, конечно. Я воспитывался в основном на той музыке, которая была созвучна моему раннему творчеству, когда я особенно активно проявлял пытливость, играл с различными формами. Как раз тогда был период формирования электронной музыки. Для меня она очень близка, и я до сих пор использую различные электронные программы.

— Какие новые опыты поклонники могут услышать в будущем?

— Пока мы гастролируем и не создаем ничего нового. Я называю этот период «накоплением материала». Процесс формирования требует времени.

Так называемый «пятый элемент» указывает, какими должны быть настроение, направление, отправная точка будущей работы. Ею может стать одна-единственная фраза, текст или же готовая песня, вокруг которой выстроится весь каркас.

Сейчас у нас нет потребности срочно выпускать очередной альбом. Если я и выпущу запись в этом году, то это будет не работа «Ю Питера», а какой-то другой музыкальный проект. В разработке их много, в том числе несколько международных, которые пока находятся в подвешенном состоянии из-за экономических и политических передряг. Но всему свое время. Все идеи витают в воздухе. Мне бы хотелось, чтобы музыканты создавали какие-то объединения, помогающие людям понять, что все мы одна большая семья, единый организм. Эти вещи кажутся простыми, но они и составляют основу, конструкцию любого общества и мира в целом.

Наталья Малахова

Источник

В июне 1972 года Дэвид Боуи выпустил альбом The Rise and Fall of Ziggy Stardust and the Spiders from Mars, который стал одним из самых знаменитых альбомов в истории рок-музыки. Еще до выхода альбома в свет, Боуи и его группа The Spiders from Mars отправились в турне по его поддержке. Ziggy Stardust Tour (январь 1972 – июль 1973) проходил в Великобритании, США и Японии. Японская часть тура состоялась с 8 по 20 апреля 1973 года. Боуи выступил в Токио, Нагое, Хиросиме, Кобе, Осаке и в начале мая должен вернуться в Лондон, где был запланирован следующий концерт.

Обложка альбома

Проблема состояла в том, что в это время у музыканта развилась аэрофобия и он боялся летать самолетами. Самый короткий путь из Японии в Европу лежал через СССР и Боуи направил просьбу разрешить ему поездку по Транссибу. Ему повезло - в это время наметилось потепление в отношениях Советского Союза и Запада. В 1972 году начались переговоры по ОСВ-2, а в 1974 году во Владивостоке планировалась встреча генсека Брежнева и президента Форда. В результате, просьба музыканта пропустить его по территории СССР была удовлетворена. Чтобы попасть в Россию, Боуи пришлось отправиться в Йокогаму и сесть на советский пароход, который шел к берегам Приморья.

На борту теплохода "Феликс Дзержинский".

Дэвид Боуи (1973): «Я не летаю самолетами, потому что мне был дан знак свыше, что я погибну в авиакатастрофе. Если со мной ничего не случится до 1976 года, я снова буду летать. Но мне нравятся поезда и, возможно, я так или иначе выбрал бы путешествие таким способом. У меня есть чувство, что эта поездка будет самой интересной из всех».

В поездке Боуи сопровождали музыкант его группы Джеффри МакКормак, американский журналист Роберт Мьюзел и фотограф Лии Чайлдерс. Правда, Лии вовремя не получил визу и ему пришлось догонять компанию, что он сделал только в Иркутске. В Находку и Владивосток троица отправилась без него.

Джеф МакКормак, Боуи и Боб Мьюзел в купе фирменного поезда "Советская Россия"

Из книги Дэйва Томпсона «David Bowie. Moonage Daydream», Лондон, 1987:

«Тем временем Лии ни на шаг не приблизился к своей цели – получению русской визы. Сотрудники посольства старались помочь, но не могли ничего сделать и только очень извинялись. Они обещали сделать все возможное, но не сделали ничего. Дэвид и компания покинули Японию. 21 апреля пароход доставил их из Йокогамы в Находку, откуда им нужно было сесть на поезд до Владивостока. На борту корабля Дэвид развлек в столовой остальных пассажиров импровизированным кабаре, исполнив Amsterdam и Space Oddity к удивлению и радости своей русской аудитории, которая знала, что этот человек знаменит, но, вероятно, не слишком хорошо представляла, чем именно.

Лии Чайлдерс, фотограф

К тому времени как подоспела виза Лии, Дэвид уже ехал через Россию. Лии прыгнул в первый же самолет, легкогруз с дырой в полу и металлическими сидениями без ремней, готовый перевезти любого пассажира, достаточно безрассудного, чтобы совершить на нем перелет из Японии в Россию. Затем он скакал через всю страну в похожих условиях, пока не догнал «Экспресс» в Иркутске, срезав примерно 2 тысячи миль".

Дэвид Боуи (из писем своему пресс-секретарю Шерри Ванилле):

«Моими компаньонами в пути были Джеффри МакКормак (он играет на конгах в моей группе), Боб Мьюзел (репортер агентства United Press International) и Ли (мой личный фотограф). Наша поездка началась на теплоходе «Феликс Дзержинский», который вышел из Иокогамы и направился в Находку.

Эта часть пути заняла два дня, и, должен признать, мне очень понравилась. Сам теплоход был хорош и даже в каком-то смысле шикарен. Я выступил с концертом для других пассажиров в кают-компании. Ничего особенного я не планировал, просто сыграл несколько песен под акустическую гитару. Кажется, пассажирам понравилось, по крайней мере, так мне показалось по их реакции.

Боуи и Джефф

В Находке мы пересели на поезд. Это была фантастика! Представь себе старый французский поезд начала века, с прекрасной деревянной обшивкой внутри вагонов, украшенных старинными овальными зеркалами, бронзой и бархатными сиденьями. Мы словно попали в какую-то романтическую новеллу или старинный фильм… Я уже предвкушал долгую и приятную поездку через всю Сибирь, но нас поджидало разочарование. На следующий день нам объявили, что в Хабаровске нам предстоит пересадка. Новый поезд не имел ничего общего со старым. Он был прост, практичен и, кстати, очень чист, но мы уже успели полюбить нашего красивого и романтичного «француза».

Где-то в Приморье. Возможно, Уссурийск или Спасск.

Роберт Мьюзел: "Он и Джеффри МакКормак, друг детства и музыкант его группы, заняли купе по соседству с моим. Через несколько минут длинный поезд, восхитивший бы Соммерсета Моэма, до отказа забитый русскими в жестком классе и иностранцами в мягком, отправился в путь.

В поезде Боуи расхаживал в красном кимоно, купленном в Японии.

На перроне вокзала в Хабаровске появился новый пассажир, от вида которого прохожие останавливались, как вкопанные. Замечу, что такую реакцию он производил на всех остановках поезда по пути следования в Москву. Он был высок, строен, молод и хищно красив. Его волосы были выкрашены в красный цвет, а лицо мертвенно-бледно. Он носил ботинки на платформе и был одет в яркую рубашку с металлической нитью, поблескивающей из-под синего плаща. В его руке была гитара. Две канадские девушки, садившиеся на этот же поезд, не могли поверить своим глазам. «С нами едет Дэвид Боуи!» - закричали они исступленно. Боуи улыбнулся в их сторону".

Боуи все снимал на камеру, купленную в Японии (интересно, сохранилось ли это видео?).

Из книги Дейва Томпсона:

"В основном, Дэвид проводил время, глядя из окна поезда и снимая все окружающее 16-миллиметровой камерой, которую он приобрел в Японии. Камера сопровождала его и на платформу, где Лии пришла в голову мысль провести импровизированную фото-сессию, только он фотографировал отнюдь не Дэвида, а русских охранников, столпившихся неподалеку. Внезапно те сообразили, что происходит, и направились к Лии. Тогда Дэвид немедленно принялся снимать их камерой, и они повернули к Дэвиду. В этот момент появились две проводницы, присматривавшие за Дэвидом и его компанией в течение всего путешествия, и буквально затащили их обратно в поезд, чем спасли Дэвида с Лии от возможного препровождения в советскую кутузку".

Дэвид Боуи: «Сибирь невероятно внушительна. Целыми днями мы ехали вдоль величественных лесов, рек и равнин. Я и подумать не мог, что в мире еще остались такие пространства нетронутой дикой природы. То, что представилось моим глазам, было подобно проникновению в другие времена, в другой мир, и произвело на меня мощнейшее впечатление. Было довольно странно сидеть в поезде, который сам является продуктом современных технологий, и путешествовать сквозь девственные пространства, ещё не испорченные человеком.

Но - все это мы наблюдали из окна. Что касается жизни внутри, то в нашем вагоне мы имели двух сказочных проводниц, которых звали Надя и Доня (скорее всего девушку звали Тоня). По утрам они приносили нам чай, хотя, если быть точным, чай они нам носили весь день напролет – и нужно сказать, что чай этот был довольно хорош.

Джефф МакКормак на фоне транссибирского экспресса "Советская Россия".

Наши очаровательные проводницы были всегда веселы, дружелюбны, и со временем мы в них просто влюбились. По вечерам, когда у них заканчивалась работа, я пел им свои песни. Они не понимали ни слова по-английски и, естественно, не могли знать ни одного моего текста! Но это их совершенно не беспокоило. Они часами сидели напротив меня, улыбались, внимательно слушали, а в конце каждой песни смеялись и хлопали в ладоши. В их лице я обрел прекрасную аудиторию, и петь для них доставляло одно удовольствие».

Роберт Мьюзел: «На станциях торгуют вразнос старые леди. Они продают картошку, жареных цыплят, рыбу, фаршированные мясом пончики (т.е. беляши). Продают вареные яйца по 20 центов за штуку, венгерские компоты, рыбные консервы и все – по ценам, которые считались бы довольно высокими даже в Лондоне или Нью-Йорке. Сами продукты, упакованные в грубую коричневую бумагу, выглядят довольно неаппетитно, но, судя по всему, они вкусны и полезны. Боуи, например, выпил в пути несколько литров местного йогурта (так англичане называли варенец). Его оценка: «Превосходно!»

На станции Ерофей Павлович все еще лежал снег, и пассажиры затеяли игру в снежки. Со стороны за ними наблюдали солдаты. С ними чуть не столкнулась колонна других солдат, строем шагавшая мимо. Они засмотрелись на человека, спускавшегося со ступенек вагона. Это был Боуи, одетый в желтый плащ с меховым воротником. Он не обращал никакого внимания на эти взгляды. Девушка-проводница объяснила людям, что пассажир – мировая рок-звезда. «Это могло случиться лишь на декадентском Западе», - неодобрительно заметил один русский. Когда эту ремарку перевели Боуи, он лишь улыбнулся: «Интересно, что бы он сказал, если бы узнал, что мне предлагали выступить с концертом во Владивостоке. На борту теплохода, который привез нас в Находку, мы дали акустический концерт для пассажиров. Среди них был чиновник, работающий на радио во Владивостоке. Он очень просил меня дать концерт в его городе. На самом деле, в других обстоятельствах я бы согласился».

С солдатами (а точнее, с дембелями, направлявшимися в вагон-ресторан) Боуи столкнулся и в самом поезде, когда вышел из купе с бутылкой минеральной воды, ища открывалку. Один из них улыбнулся Дэвиду рядом перемежающихся своих и металлических зубов, взял у него бутылку, зажал крышку зубами и одним движением открыл её.

На одной из станций Боуи обратил наше внимание на пожилую женщину за окном, которая заколачивала молотом огромный железный костыль, а ее коллеги-мужчины наблюдали за процессом, оперевшись на лопаты. Видимо, под равенством советских женщин также подразумевается и равный с мужчинами шанс получить тяжелую ручную работу! Дэвид признался, что его несколько тревожит вид работающих на железной дороге женщин, по возрасту годящихся ему в матери и бабушки. «Однажды ночью на станции я проснулся, выглянул в окно и увидел трех женщин в фуфайках и грубых ботинках, несущих тяжелые канистры с бензином. За окном стоял мороз. Интересно, что об этом сказали бы в Лиге защиты женщин?»

Для выхода в Москве Дэвид оделся в оранжевый костюм от Ив Сен-Лорана. По меркам Боуи, это был довольно скромный наряд, который он дополнил шелковым жакетом кофейного цвета с зелеными вставками, голландским беретом и желтыми ботинками на 10-сантиметровой платформе». За обедом в гостинице, который состоял из икры, осетрины и копченого лосося, Боуи отметил, что за всю поездку с ним случилось всего два негативных случая.

Дэвид Боуи: «Первый произошел в Свердловске. Русские объяснили нам, что мы можем пользоваться своими фотоаппаратами при условии, что не будем снимать военные объекты. Когда мы фотографировались на вокзале в Свердловске, к нам подошел тип в темных очках и кожаной штормовке и потребовал нашу пленку. Мы отказали. В какой-то момент я подумал, что у нас начнутся неприятности, но тут поезд тронулся, и мы заскочили в вагон. Я думаю, что это был человек из КГБ».

«Второй случился вскоре после того, как наш поезд пересек географическую границу между Азией и Европой. Мы все обратили внимание на то, насколько дружелюбный народ живет в Сибири и что люди становятся все более угрюмыми по мере приближения к Москве. В общем, за соседним столиком в вагоне-ресторане сидели четверо русских парней и угрожающе поглядывали в нашу сторону. Я обедал вместе с Джеффри МакКормаком. Обсудив ситуацию, мы решили уйти. Думаю, это был правильный поступок. Когда мы проходили мимо их столика, один из них, глядя на нас, чиркнул себе пальцем по горлу».

Дэвид Боуи:

«30 апреля мы наконец-то прибыли в Москву. Той же ночью мы остановились в гостинице «Интурист», а на следующий день нам повезло увидеть на улицах города парад в честь 1 мая, который прошел на улицах города… Наблюдать за всем этим интересно: вид огромного количества людей, объединенных общей целью, впечатляет.

Из Москвы мы выехали на поезде в Варшаву, оттуда – в Берлин и Париж. В Париже я встретился со своей замечательной женой Энжи. Все эти впечатления еще очень живы в моей памяти. Надеюсь, они будут продолжать жить и в моей музыке».

P.S. В 1976 году Дэвид Боуи выпустил альбом Station To Station, навеянный этим путешествием.

David Bowie "Station To Station" on Vinyl

Источник

Ух, Pussy Riot выпустили клип «Chaika»:

Премьера не где-нибудь, а на Базфиде, со всей из многомиллионной аудиторией.

Генпрокурор России и его организованная преступная группа стремительно занимают своё место в культурно-историческом контексте современной России.

Символ власти. Символ времени.

И ведь, наверняка, не переживают, а гордятся. В эти выходные, за семейным обедом, нальёт генпрокурор Юрий Чайка своим сыновьям Артёму и Игорю по рюмочке коньяка и скажет: а ведь главное, ребята, что про нас слагают песни.. жалко Серёга Цапок не дожил.. он бы порадовался..

Источник

Альбому «Punks Not Dead» исполняется 35 лет

«Они еще живы?!» - радостно улыбаясь, спрашивают столичные слушатели, узнав о грядущем концерте. Массовое празднование 35-летия альбома «Punks Not Dead» состоится 5 февраля в клубе Yotaspace. Поклонников ждут любимые хиты эпатажной команды и настоящее панковское шоу в лучших традициях.

Появившись в качестве как можно более зычного ответа Crass с их программным синглом «Punk Is Dead», а также постпанку, нью-вейву и прочим популярным в начале 1980-х музыкальным жанрам, дебютный альбом The Exploited «Punks Not Dead» сделал шотландским панкам имя, а его название - их полуофициальным девизом. С тех пор ведомые своим бессменным фронтменом Уотти Бьюкэном The Exploited отметили не один юбилей (практически каждый из них - с неминуемыми остановками в России), но с грядущим 35-летием «Punks Not Dead» в иерархии их новостей может сравниться разве что обещание выпустить новый, первый с 2003 года студийный альбом.

Британцы The Eхploited играют хардкор-панк и представляют вторую волну панк-рока. Единственным верным идее участником группы всегда являлся ее создатель Уотти, а вот остальной состав постоянно менялся, что, однако, никогда не мешало Бьюкэну все время идти на пролом и не прекращать деятельность команды. Она была образована в далеком 1979 году в Шотландии, сначала играла ортодоксальный панк-рок, но уже в 80-х сильно изменила звучание, делая его все более и более жестким. Коллектив родился под счастливой звездой, и ему довольно быстро удалось добиться популярности и, конечно, шокировать общественность. Когда музыканты появились со своим звездным синглом «Dead CIties», выпущенным в 1981 году, в эфире одной из известных британских передач, преимущественно концентрирующейся на поп-музыке, их скандальное поведение вызвало немало споров. Фанаты тогда сильно возмутились тем, что их кумиры «продались» попсовым медиа, а поп-рок журналист Гэрри Бушелл, всегда поддерживавший группу, даже написал эмоциональную статью «Punk Is Dead» («Панк мертв» - прим. Н.М,). Впрочем, артисты быстро реабилитировались перед своей хулиганской аудиторией, продолжив, несмотря на свалившуюся на их головы популярность, вести себя по всем правилам треша и угара: они не раз устраивали погромы в отелях, где останавливались во время туров, барах разных городов, за что регулярно оказывались в отделениях полиции. Особенно отличиться удалось первому барабанщику The Eхploited Дрю Стиксу, который после долгой и безуспешной борьбы с наркозависимостью сорвался, совершил вооруженный грабеж и получил за это 7 лет тюрьмы.

Несмотря на бурное прошлое и увесистый шлейф пикантных историй, который тянется за группой уже много лет, ей удается держаться на плаву, сохранять армию поклонников и получать комплименты от музыкальных критиков: все работы The Eхploited отличаются качественным звуком, концептуальностью и наличием фактуры. Преимущество команды и в том, что в ее багаже практически нет проходных вещей. Хотя музыканты и не выпускали новых альбомов с 2003 года, они сумели создать столько панк-хитов, что они, пожалуй, оправдывают их нежелание писать новые песни. Впрочем, Уотти не дает фанатам расслабляться, периодически намекая, что у них еще есть шанс услышать свежую пластинку.

Наталья Малахова

Источник

Британский певец и композитор Дэвид Боуи завещал своей семье имущество на 100 млн долларов и попросил развеять его прах на острове Бали, в соответствии с буддистскими ритуалами. Такова была последняя воля скончавшегося 10 января от рака 69-летнего музыканта. Его завещание обнародовали в пятницу в суде Нью-Йорка.

Дэвид Боуи. фото: AP

Как сообщает британское издание The Тelegraph, согласно завещанию британского певца, его имущество, которое оценивается в $100 млн, разделят между собой супруга Иман и дети Данкан и Александрия. При этом вдове Боуи достанется около половины всего состояния музыканта и квартира на Манхэттене. Здесь супруги проживали последние 20 лет. Детям же перейдет другая половина денежных средств и дом в штате Нью-Йорк.

Не оставил исполнитель и своего близкого друга и помощницу Коринн Шваб. Ей Боуи завещал 2 млн долларов. Еще один миллион будет перечислен на счета Марион Скин, которая работала няней сына музыканта.

При этом свой прах Боуи попросил развеять на индонезиском острове Бали в соответствии с буддистскими ритуалами.

Ранее MKRU сообщал, что 12 января тело Боуи было тайно кремировано в Нью-Йорке. При этом на траурную церемонию не пустили даже членов его семьи и близких друзей. Не стали проводить и церемонию прощания с покойным. По некоторым данным, сам Боуи просил, что его уход из жизни не должен сопровождаться лишним шумом.

Давид Боуи скончался 10 января 2016 года, спустя два дня после своего 69-летия и выпуска нового альбома Blackstar.

Смотрите видео по теме "Последний клип легендарного Дэвида Боуи, представленный накануне смерти музыканта"

Премьера видеоклипа на песню Lazarus с последнего альбома Дэвида Боуи Blackstar состоялась непосредственно перед днем рождения музыканта - 8 января 2016 года артист отметил свое 69-летие. 11 января стало известно о смерти знаменитого музыканта.

Источник

«Я на тебе как на войне»

Группа «Агата Кристи» дала концерт для российских военнослужащих на базе Хмеймим в Сирии. Ранее музыканты уже выступали для бойцов самопровозглашенных республик на Донбассе. Солист Вадим Самойлов объяснил приезд в Сирию зовом сердца, а также тем, что российская армия по настоящему отстаивает мир. Мария Борзунова поговорила с различными российскими музыкантами, которые в разные времена выступали перед военными во время вооруженных конфликтов.

Фото: официальный сайт группы «Агата Кристи»

Иван Демьян, лидер группы «7Б»

Я считаю каждый выбирает сам, куда ему хочется съездить и порадовать творчеством. Я думаю, что в первую очередь едут поддержать людей, которые там находятся в той или иной ситуации, в командировочной и так далее. Я видел сам, своими глазами, когда мы приехали (на Донбасс – ​Дождь), очень рады мирные жители, где прекратились обстрелы и так далее, им хочется жить. Я видел трудности этого региона, они выбирали свой политический ход. Я ездил поддерживать людей, также меня ждут мои поклонники и в Киеве, каждый день мне написывают с разных регионов люди, я всегда за ездить в разные точки фронтов. Мое творчество объединяет, за мир, за любовь. Если ты помогаешь своим творчеством, то почему бы и нет.

Юрий Шевчук, музыкант, лидер группы ДДТ

Я ездил, я был и в Таджикистане, в Сербии, в Чечне, в Афганистане с МЧС. Солдат, конечно, поддерживают, люди же. Люди в тяжелых условиях находятся, спеть что-то душевное - это не возбраняется, а наоборот приветствуется. Но тут очень важно, мне кажется, вот, что держать в себе: ты поешь для простых солдат, для людей или ты поддерживаешь политику, которая, допустим, тебя не устраивает, которое ведет твое государство в этом регионе. Вот это нужно разделять. У меня вроде как получалось. Потому что я пел о добре, о мире, и никаких бравурных песен, маршей не исполнял. Одно дело, когда ты рекламируешь войну с государственных позиций, политических, которые эту войну устроили, или же ты страдаешь с этими же ребятами в окопах. И вот здесь я это очень четко понимал, когда я туда ездил.

Андрей Макаревич, музыкант

Война бывает разная. Когда во время Великой Отечественной войны наши артисты ездили по окопам и поддерживали боевой дух наших солдат, это было абсолютно правильно. Потому что на Россию напали, на нашу страну напали, и солдаты защищали нашу землю. Там было все ясно, как дважды два. Вот вы всё знаете, что происходит в Сирии? Я не всё знаю, уверен, что и вы не всё знаете. Боюсь, что почти никто всё не знает. Я согласен с тем, что Исламское государство (организация запрещена в РФ – Дождь) – это вообще раковая опухоль на теле Земли, и с ним надо бороться. Но что в действительности происходит в Сирии, я не знаю, и с кем воюют там наши солдаты. Я в последнее время не верю ни нашим СМИ, ни западным. У меня нет достоверной информации. Поэтому лучше я для них спою здесь, когда они вернутся. И дай Бог им вернуться.

Источник

ПЕРЕСЛУШАЛ СВОИ ПЕСНИ – НЕ ХВАТАЕТ НЕЖНОСТИ! — В Новый год я решил переслушать свои песни разных лет - и с удивлением обнаружил, как много, оказывается, среди них «армагеддонских», мы много чего «накаркали» про наши времена, - говорит Шевчук. - Не хватает лирических песен, ведь хочется иногда и мягкости, и нежности... Новый альбом будет абсолютно песенным. Конечно, мне всегда были интересны и большие формы: если бы я владел нотной грамотой, оперы бы писал. Да и музыки много в башке, но рок-н-ролл много в себя не принимает, это все-таки легкий жанр, здесь особо не развернуться. ПИСАЛ ПЕСНИ НА ЧЕРДАКЕ — Я все лето жил в деревне - мне там так хорошо пишется! Домик у меня небольшой, сад, огород есть. Ко мне мама приехала и сестра с племяшкой. Я просто как барин какой-то был среди девчонок. Они варенье малиновое варили, а я писал песни. Ну и на рыбалку ходил пару раз, озеро у нас рядом. Рыба, правда, там небольшая, с ладошку, но моим очень нравится. Мы так хорошо это время прожили, как дачники в девятнадцатом веке. Телефоны отрубил на все лето, чтобы никакой тебе суеты - и на чердак, работать, у меня там студия. Конечно, что-то не получалось и порой хотелось биться башкой о стены, но когда рядом самые любимые, близкие люди, все проще. Все меня жалели: то варенья накладут, то котлеток пожарят... Сочувствуют: «Что, Юрочка, не пишется тебе?». Я говорю: «Исписался, наверное, пора в управдомы или дворники уходить, заняться полезным делом». А потом котлеток поем, чайку со свежим вареньем попью и опять забираюсь на чердак. Никто не мешает, деревня-то почти развалилась, вымерла, людей немного. Они ко мне спокойно относятся, как к обычному соседу. Только никак привыкнуть не могут, что я по утрам пробежки устраиваю - без этого нельзя, форму надо держать. Начинал с километра, а сейчас могу и пять-шесть пробежать. СМОТРЮ НА МАМУ И ДУМАЮ: «ВОТ ПРИМЕР ТЕБЕ, ЧУВАК!» — Если бы я был профессиональным художником, то рисовал бы людей. Портреты были бы у меня в приоритете. Человек мне и в песнях важен. Когда учился на худграфе, даже курсовую писал по моему любимому портретисту Веласкесу. Он просто гениален! Вообще, люблю испанскую живопись, например, Эль Греко. Хотя, он, конечно, в меньшей степени портретист. Одно время я страдал реализмом, но потом, к своему счастью, стал понимать портреты кисти Модильяни, Пикассо - все эти ломаные реальности тоже отлично выражают сущность человека, только другими художественными средствами. Вот когда есть свободное время, я и пишу портреты близких в такой манере. Конечно, рука уже не та, чтобы чего-то достичь в живописи, надо заниматься этим с утра и до ночи. А я беру кисть в руки лишь время от времени. Сейчас у меня несколько портретов недописанных... Вот брошу музыку, выйду на пенсию, тогда и допишу, серьезно займусь живописью. Правда, буду уже такой дилетант-старикашечка. Но все равно - это же радость. Моя мама и в девяносто лет рисует. Когда хорошо себя чувствует, берет кисть и пишет. Я смотрю на нее и думаю про себя: «Вот пример тебе, чувак!».

Бывая в Уфе, Юрий Шевчук не упускает случая встретиться со старыми друзьями Фото: Марат МУЛЮКОВ

«СТАРАЮСЬ НЕ ТЕРЯТЬ ДРУЗЕЙ» — Я стараюсь не терять друзей, хотя многие из их находятся по разным сторонам баррикад, в разных политических окопах. Но они - мои друзья и хорошие люди: не обидят ребенка, женщину... Да, одни стали «белыми», другие – «красными», а я - художник, для которого прежде всего важно понимание, что все они - люди. Когда ты это понимаешь, то не душишь и не убиваешь человека своей правотой. Ты с ним споришь, ищешь истину. И не важно, где он ищет смысл бытия - в Луганске, Киеве или в Москве. Если художник начнет выбирать, он станет политиком, а не художником. Хотя, конечно, гражданином быть обязан. «РОК-МУЗЫКЕ НЕ ХВАТАЕТ АЛЬТЕРНАТИВЫ» — Нашей рок-музыке не хватает альтернативы. Не внешней - матершинной и полугламурной, а внутренней. Вспомнить питерский рок-клуб - это же была настоящая революция духа. Это был рок-н-ролл. Тогда ни мне, ни моим друзьям и в кошмарном сне не могло присниться, до чего наш рок докатится. Эти наши коллеги бесчисленные, которые танцуют на шестах на жирных корпоративах... Забыли, что рок - это выход за рамки унылой банальности, доведенной до автоматизма механики существования. Тупо петь в тысячный раз, что она тебе не дает. Это удел безмозглой мартышки, обезьяны, онанирующей на сидящую рядом в клетке соседнюю задницу. Когда я начинаю работать над новым альбомом, я всегда переслушиваю Сашу Башлачева, заряжаюсь его энергией и абсолютной честностью. Саша - гениальный поэт, я уже язык стер это повторять. «ВСЕГДА БУДУ РУБИТЬСЯ ЗА МИР МЕЖДУ НАРОДАМИ» — Я всегда буду рубиться за мир между народами. Это моя работа - петь о любви, говорить о человечности. У нас первая песня была «Не стреляй!» - и мы не сойдем с этих позиций. Мы не идем в депутаты, министры, а просто поем о том, что у нас на сердце. Не развлекаем публику, а делимся своей болью и своей любовью. Я был на четырех войнах - мне этого хватило, чтобы понять: убивать никого нельзя. Мы за мир, ребята! Вспомните Джона Леннона и выбирайте любовь, а не войну. А В ЭТО ВРЕМЯ Уфимские рок-н-ролльщики дадут благотворительный концерт в поддержку Рустэма Асанбаева

Гитарист первого состава «ДДТ» Рустэм Асанбаев сдаваться на милость болезни не собирается Все собранные средства пойдут на лечение гитариста, который борется с раком. Недуг настиг известного уфимского музыканта и близкого друга лидера «ДДТ» Рустэма Асанбаева внезапно. Еще весной прошлого года он принимал участие в концерте Шевчука в Стерлитамаке. Впервые болезнь дала о себе знать летом - Рустэму Асанбаеву стало плохо прямо во время очередного концерта. И вот уже больше полугода музыкант мужественно борется с опасной болезнью. Друзья всячески поддерживают Асанбаева. Юрий Шевчук тоже не остался в стороне: решил принять участие в благотворительном концерт в Уфе. Концерт пройдет 5 февраля в «Огнях Уфы». Это будет акустическая программа «Стихи и песни». Кроме Шевчука в нем примут участие «дэдэтэшники» Алексей Федичев и Тема Мамаев, а также уфимские музыканты. Вполне возможно, что на сцене соберутся и участники первого состава «ДДТ». Билеты на концерт - от 1500 до 4000 рублей - в кассе «Огней Уфы».

Источник

"Мы плачем, мы пишем - а он и не слышит. И только чуть видная черная птица над нами кружится, кружится, кружится..."

Знаменитый российский поэт и музыкант Андрей Макаревич опубликовал на своей Facebook-странице очень красивое, трогательное и грустное стихотворение под названием "Посвящается N".

Кто именно этот N, удостоившийся эпитафии в стихах, Андрей не указал. Комментаторы на Facebook отмечают, что по дате появления щемящее душу произведения совпало со смертью легендарного музыканта и актера Дэвида Боуи.

Посвящается N

Он тихо ушел. Никто не заметил. Остались забытые песни, рисунки, Осевшие по миру взрослые дети, Рыбацкие снасти в брезентовой сумке. Осталась пустая-пустая дорога, Друзья и товарищи - в целом немного. А мир все подзуживал - хлеба и песен! Был ярок, заносчив, неинтересен, И где-то высоконько, за облаками Спал боженька, уши прикрывши руками. Закрыл свои глазки и в облачко дышит. Мы плачем, мы пишем - а он и не слышит. И только чуть видная черная птица Над нами кружится, кружится, кружится...

Напомним, что Дэвида Боуи не стало через несколько дней после 69-го Дня рождения. За прошедший год музыкант, несмотря на борьбу с болезнью, успел записать новый альбом и создать мюзикл "Лазарь".

Источник