Борису Рубекину было 46 лет. Он был бессменным членом группы "Аквариум с 1998 года.

В воскресенье, 1 ноября, в возрасте 46 лет скончался клавишник группы "Аквариум" Борис Рубекин. Об этом на своей странице в Facebook сообщил певец и гитарист рок-группы Борис Гребенщиков.

"Вчера ушел из жизни Борис Рубекин. Упокой, Господи, его душу", – написал он. Борис Рубекин был бессменным членом группы "Аквариум" с 1998 года. Для позднего "Аквариума" он был ключевой фигурой, во многом сформировав ее современное звучание. В сообществе любителей группы он был известен под псевдонимами Рубик и Ангел. Часто выступал в роли бэк-вокалиста. Рубекин также много лет вручную собирал знаменитую радиопередачу Бориса Гребенщикова "Аэростат". "Аквариум" является одной из старейших российских рок-групп. С момента основания коллектива в 1972 году его лидером является музыкант Борис Гребенщиков. На данный момент выпущено 22 альбома "Аквариума".

Под небом голубым есть город золотой С прозрачными воротами и яркою звездой…

Как родился «Город», всегда было тайной. Даже сам БГ, впервые исполнив его в 1984 году на концерте в Харьковском университете, сказал, что не знает, кто написал эту песню. Существовало множество версий, но постепенно с музыкой определились: это старинная канцона некоего Франческо да Милано, дошедшая к нам из эпохи Возрождения. С автором стихов оказалось сложнее: называли самого БГ, Алексея Хвостенко, известного в среде питерского «андеграунда» 70–80-х годов прошлого века рок-барда, даже Елену Камбурову. А может быть, это Пушкин? У него, кстати, есть романс «Под небом голубым», причем совпадает по размеру, рифме. Но это шутка. И вот несколько лет назад в результате почти детективного расследования, проведенного Зеевом Гейзелем, известным в Израиле публицистом, переводчиком, бардом, открылась поистине удивительная и красивая история! А началось все с одной из грандиознейших мистификаций XX века!

https://vimeo.com/143441026

I.

«Божественный»… Владимир Итак, начало 70-х. Фирма «Мелодия» выпустила пластинку «Лютневая музыка XVI–XVII веков», теперь уже легендарную, которая произвела настоящий фурор. Ее заслушивали «до дыр» и взрослые, и дети, и профессиональные музыканты, и обычные люди. Пьесы с этой пластинки стали музыкальным фоном множества радио- и телепередач и даже фильмов. И первым номером на ней была «Канцона», ставшая прообразом «Города золотого». О ее авторе Франческо да Милано (1497–1543) в аннотации было сказано, что он один из выдающихся лютнистов, прозванный современниками-флорентийцами «божественным» и разделивший этот неофициальный титул с «божественным» Микеланджело. Он служил лютнистом у Медичи, а позднее у папы Павла III, создал множество канцон, фантазий и ричеркаров.

Франческо да Милано

Но почему-то нашей «Канцоны» не нашлось в подробном папском каталоге произведений «божественного» Франческо, а специалисты считают музыку на пластинке не лютневой, а гитарной, а саму пластинку вообще профанацией! Даже не подделкой, говорят они, ведь автор явно не ставил такой задачи.

А какую же тогда? И кто он?

На лицевой стороне обложки указана фамилия «Вавилов». Он исполнитель всех произведений на лютне, хотя в записи участвовали флейта, орган, валторна, даже меццо-сопрано. Увлекательное расследование установило, что сам же Вавилов и сочинил все композиции! Кроме одной. «Зеленые рукава» — это настоящая старинная английская песня.

Владимир Вавилов

Владимир Вавилов был хорошо известен в 60-е годы как замечательный гитарист-семиструнник, виртуоз и последний романтик русской гитары. Вдохновившись эпохой Возрождения и ее музыкой, он решил освоить старинную лютню, точнее, лютневую гитару собственного изготовления и где-то в 1968 году сочинил чудесные композиции в духе эпохи. Сначала Вавилов начал играть их на своих концертах, предваряя исполнение звучными ренессансными именами. Публика, в том числе искушенная, была в восторге. И тогда он осмелился издать пластинку! Названия композиций («Канцона», «Ричеркар» и так далее) и уважаемые авторы (Ф. да Милано, Н. Нигрино, В. Галилеи и другие) были для правдоподобия приписаны к сочиненным композициям произвольно, по собственным ассоциациям.

Сразу вопрос: зачем же он это сделал? Видимо, только так он надеялся донести свои произведения до широкой аудитории и этим привлечь интерес к старинной музыке, да и к самой эпохе Возрождения. Это подтвердила дочь Владимира Вавилова Тамара: «Отец был уверен, что сочинения безвестного самоучки с банальной фамилией Вавилов никогда не издадут. Но он очень хотел, чтобы его музыка стала известна. Это было ему гораздо важнее, чем известность его фамилии». И надо заметить, что смелая мечта осуществилась. За тридцать пять лет (даже больше), что прошло с тех пор, пластинка много раз переиздавалась и мгновенно расходилась, передаваясь по цепочке друзей, и до сих пор продолжает переиздаваться, теперь на CD. Ренессанс вдруг оказался очень близким, а его мелодии запоминались навсегда! Композиции под именами псевдоавторов вошли в хрестоматии, учебные пособия, самоучители. Скольких авторов они напрямую или косвенно вдохновили на новые произведения! А Франческо да Милано и Никколо Нигрино со товарищи неожиданно вновь стали знаменитыми, но уже в России.

Интересно, что чувствовал композитор, когда пластинка с его музыкой появилась чуть ли не в каждой интеллигентной семье в СССР? И как жаль, что он чуть-чуть не успел услышать ту самую песню, которая благодаря Гребенщикову, телевидению, фирме «Мелодия» и культовому фильму «Асса» (1987) полюбилась миллионам! Владимир Вавилов умер в Ленинграде в 47 лет в марте 1973-го. В эти самые дни в Москве, а вскоре и в Питере впервые зазвучали под звуки гитары слова: «Над небом голубым…» Но все по порядку. Поистине, никогда не знаешь, где прорастут зерна, важно — сеять.

II.

Конец 1972 года. Ленинград. Наш следующий герой — 36-летний Анри Волохонский, химик по образованию, но поэт-философ по призванию, «человек поистине возрожденческого идеала». Шуточные пьесы и басни, проза и длинные многофигурные поэмы, ирония и метафизика, венки сонетов и философские трактаты, толкование Апокалипсиса и квазипереводы Катулла, Джойса, книги «Зогар»… И при этом самиздат и единственное стихотворение в журнале «Аврора» — типичная судьба поэта «бронзового века». Мифологический шлейф и вынужденная эмиграция в 1973 году…

Мастерская Акселя Борис Аксельрод

Но до нее еще есть немного времени! А между тем вот уже месяц Анри не дает покоя пластинка «Лютневая музыка XVI–XVII веков», оставленная кем-то из друзей, а мелодия «Канцоны» и вовсе постоянно звучит в голове. Почему-то в памяти стали всплывать знакомые места из Экклезиаста: Небесный Град Иерусалим, его невиданные звери, символические библейские персонажи: орел, телец и лев. И загадочный оборот «исполненные очей»… Ноги сами привели поэта в мастерскую к его другу Акселю, где он за пятнадцать минут «наиправдивейшего диктанта свыше» написал стихотворение, начинавшееся со слов Писания: «Над небом голубым…», и назвал его просто: «Рай».

III.

Бориса Гребенщикова эта песня глубоко «зацепила», и через восемь лет он стал пятым ее исполнителем, уже в известной всем редакции. Она получила название «Город», и у нее изменилось первое слово: «Под небом голубым…». Многие утверждают, что это Борис плохо расслышал или запомнил, сколько лет-то прошло!

Однако сам БГ считает это принципиальным, ибо, говорит он в одном из интервью, «Царство Божие находится внутри нас, и поэтому помещать Небесный Иерусалим на небо… бессмысленно». Более сотни раз «Город» звучал на концертах «Аквариума» в десятках городов, в 1986 году песня вошла в альбом «Десять стрел». Борис Гребенщиков

В 1987 году она прозвучала на всю страну в культовом фильме Сергея Соловьева «Асса», правда, без имен создателей песни в титрах, поэтому с тех пор автором повсеместно считался БГ. «Город» стал своего рода гимном целого поколения. Анри Волхонский

Анри Волохонский: «Я ему исключительно благодарен. Он сделал эту песню столь популярной. Ведь Гребенщиков исполнил эту песню тогда, когда и моего имени нельзя было называть, да еще и в фильме, и в столь популярном фильме! Рассказы о том, что я будто бы подавал на него в суд, — чушь».

Немного грустно, что за столько лет никто даже не упомянул: «авторы песни А. Волохонский и В. Вавилов», зато далеко не каждому посчастливилось написать произведение, которое знает и любит вся страна. Тем более что обоих роднит желание: «Главное, чтобы услышали».

Вот такая история.

Уже сорок лет живет в мире удивительная Песня, и поет ее уже совсем новое поколение. Уверен, что и следующее запоет. Потому что столько замечательных людей вложили в нее самое лучшее, что у них есть. И потому что всегда была и будет у людей, что бы ни происходило за окном, потребность в свете, чистоте, любви, в звездном небе над головой.

Автор: Борис Хомичев Источник

Частенько слышу от людей – «Меня все устраивает. Не устраивает – вали из страны». Что хотел бы им сказать? Ребят. Поверьте, вас все устраивает до первого бум. До первого опоздания скорой на час, когда у родственника инфаркт. До первой бутылки шампанского в вашей заднице, в полицейском участке. До первого подкинутого наркотика. До первого неправомерного решения в суде, когда убили вашего родственника, а преступника отпустили на свободу. До первого избиения в сизо вертухаями, если вы туда попали. До первой фразы – «Такие операции в России не делаются. Летите лечиться в Израиль». Короче до первого сбоя в хорошей жизни. До первого – «обезболивающего нет»! Я знаю, что начинают делать люди, попавшие в такую ситуацию. Писать: «ВНИМАНИЕ РЕПОСТ! Помогите распространить информацию. Давайте предадим огласке этот беспредел». Поверьте мне. То же самое начнете делать и вы. Вас будет сильно возмущать – «Как это так? Я же такой весь из себя хороший! Это случайность. Недоработки на местах». Как это так? Как это так? А вот так, ребята. Дело не в том, кто хороший, а кто плохой. Дело в системе, которой вообще на это плевать. Она так устроена. Чтобы поймали и наказали преступника – надо выйти скопом людей и разгромить торговый центр. Чтобы отдали пенсию – написать лично Грефу. Чтобы получить качественное лечение – устроить сбор денег через СМС на первом канале. Чтобы наказать зарвавшегося полицейского – предать его действия огласке, закидав соцсети мольбами о репосте. Для того, чтобы вам вернули украденные деньги за долевое строительство – перекрыть федеральную трассу! Все. Только так и по-другому эта система НЕ РАБОТАЕТ. Точка. И дело не в том, что я вам этого желаю. Дело в том, что любой человек может оказаться в такой ситуации. Парадоксом в данном случае является то, что никто не вспоминает, своих же слов «МЕНЯ ВСЕ УСТРАИВАЕТ». И не вспоминает, что были в стране правозащитники, а теперь они – НКО. Бац и их нет. Был комитет против пыток – теперь НКО. Бац и их нет. Были такие ребята как я, которые выходили на митинги и требовали менять систему. Но вы им настойчиво говорили – вали из страны. Бац и они уехали. И заметьте. Те, кто уехал не хотел никаких революций, которыми вас пугали из телевизора. Это тоже парадокс. На ровном месте из страны выдавливают и уже выдавили тех, к кому вы в первую очередь могли бы обратиться за помощью. Тех, кто пытался изменить систему, чтобы не они, не вы не оказались в такой ситуации. Человек, говорящий сегодня «Меня все устраивает» на мой взгляд – человек недалекий. Не думающий о будущем. Не просчитывающий вариантов. Живущий сегодняшним днем. По сути – человек без будущего. А какое будущее ждет страну, если в ней живут люди без будущего?..

Дэвид Боуи подтвердил информацию о выходе своего альбома «Blackstar» 8 января 2016 г. в его день рождения и обещает, что он будет совершенно безбашенным.. Первый сингл появится 20 ноября 2015 г. 7-я песня альбома записана в студии Magic Shop в Нью-Йорке с местными джазовыми музыкантами. Заглавный 10-ти минутный трек The Last Panthers прозвучит сценическом шоу «Lazarus», где Боуи является соавтором. Лондонская «Times» пишет, что настроения джазовых джемов смешиваются с мощным драйвовым битом пионеров 70-х, немецких групп «Can» и «Kraftwerk». Ждем!

Поэт и музыкант Дельфин очень редко и неохотно дает интервью. Еще реже и неохотнее высказывается на политические темы. Для Радио Свобода Дельфин сделал исключение и рассказал, что не оставляет его равнодушным в конце 2015 года: как война на Украине повлияла на его творчество, как пропаганда в российских СМИ заставила выключить телевизор и перестать следить за новостями, почему он никогда не ходил на митинги и на выборы, как сложилась судьба участников группы "Мальчишник" и способно ли что-то в России вдохновить его на политический жест.

– Андрей, как сложилась судьба главных героев группы "Мальчишник": Мутабора, Дэна, Оленя, продюсера Алексея Адамова?

– С Адамовым я виделся последний раз несколько лет назад в Риге. Потом, по слухам, он переехал в Киев, после чего его след как-то потерялся. Он гражданин Америки, поэтому, возможно, он вернулся к себе на новую родину. Олень, к сожалению, погиб. Мутабор и Дэн, по-моему, хорошо себя чувствуют, они занимаются музыкой в той или иной степени. Дэн – отличный диджей. Возможно, и Паша поигрывает. Но у меня очень мало информации о них, потому что мы с ними не пересекаемся.

– Вы, Андрей, для многих людей – хотите вы того или нет – остались супергероем из 90-х годов. Что вы можете сказать про 90-е годы? Это было для вас благословенное время?

– Наверное, да. Но я не отдавал себе тогда отчет в том, что происходит. Не понимал, насколько широки открывшиеся перед нами возможности. Не понимал, насколько глупо мы их порой использовали. Сейчас, конечно, мне проще об этом судить, получив опыт. Мне кажется, что моя юность сложилась очень ярко и красочно. Вокруг меня было много друзей, я делал то, что хотел, и еще иногда получал за это деньги. Это было здорово.

– А вы помните, как 90-е годы заканчивались для вас и для страны? Этот переход запомнили?

– Это был переход из одного состояния в другое. Достаточно тяжелый переход. Я не ощущал того, что происходит вокруг меня, я был очень занят собой. Возможно, состояние страны, то, в котором мы тогда находились, как раз и повлияло на мое полное отсутствие в общественной жизни. Нулевые годы для меня – это время, когда у меня появилось более осознанное отношение к тому, что мне хотелось бы сделать. Нулевые годы – это первые ощущения своей художественной силы, попытки сделать что-то достойное, что до этого не делал никогда.

– "Мальчишник" вы достойным не считаете?

– "Мальчишник" был достойным своего времени.

– Вам бывает стыдновато за тот период?

– Абсолютно нет.

– Творчество ваше того времени и современное настолько разное, что иногда кажется, будто это два абсолютно разных человека все делали. Вы сами эту раздвоенность чувствуете?

– Нет, я чувствую, что это части одного и того же человека. Моя теперешняя сторона мне нравится больше, она мне приятнее, я ее больше развиваю. Но она всегда во мне присутствовала. И когда я находился в составе первого своего коллектива, я параллельно записывал совершенно другую музыку, проводил эксперименты, которые дали мне хорошую основу для саморазвития в будущем.

– У меня не укладывается в голове, как один и тот же человек может написать "секс, секс, как это мило, секс, секс, без перерыва" и, например, "птицы забыли небо, крылья разбила слабость, вечность черствого хлеба – все, что желать осталось…". Вы колоссально изменились. Одно только в вас остается неизменным, Андрей: ваши перманентно грустные глаза. Это просто особенность вашей внешности или вам действительно всегда грустно?

– На бэкграунде все время идет обсчет каких-то грустных историй, да. Вернее, даже не грустных, а правдивых для меня самого.

– Почему правдивые истории должны обязательно висеть гирями на сердце?

– Они не висят гирями. Нет.

– Но взгляд у вас печальный.

– Может быть, сойдемся на том, что он задумчивый?​

– Сойдемся. Почему вы совсем не пишете о том, что происходит снаружи? Ваша поэзия и музыка направлены в основном внутрь. Вы таким образом пытаетесь отгородиться от мира, который вам не слишком симпатичен?

– Я уверен, то, что происходит внутри меня, намного важнее того, что происходит снаружи. Но того, что происходит снаружи, все равно очень много. Происходит воздействие колоссальное. Как бы я ни отгораживался от внешнего мира, все это проникает так или иначе в меня. Это проникает в тексты, в то, что мы делаем, в музыку. Нельзя находиться в полном вакууме, даже если ты не смотришь новостей и не читаешь блогов. Это можно отследить по последней пластинке. Там есть трек, который называется "Сажа". Когда он был написан, я понял, что это как раз о тех событиях, которые недавно так нас всех будоражили.

– Каких именно?

– Этот трек об Украине.

– Почему вас это задевало?

– Это происходит помимо меня. Трек сформировался. Когда он был написан, я понял, о чем он. Иногда это происходит помимо моей воли. Украина проходила фоном для меня как раз во время записи последней пластинки. Если все остальные тексты совершенно о другом – более внутренние и замкнутые, то трек "Сажа" – это прорыв во внешнюю среду.

– Специально следите за информационной повесткой? Новости утром читаете?

– Нет, специально не слежу. И после того, как я перестал следить, то стал намного спокойнее и увереннее себя чувствовать. Кому-то, может быть, нужно вместе с кофе (чтобы кофе был еще крепче) прочитать очередную новость и взбудораженным пойти заниматься своими делами. Я же, перестав смотреть и читать новости, отлично себя стал чувствовать, намного лучше.

– Это называется "меньше знаешь – лучше спишь".

– Возможно.

– Но есть и другая логика. Тот, у кого больше информации, тот сильнее.

– Нельзя путать информацию с тем, что нам предлагают в качестве информации. У всех сейчас своя информация. Правда как таковая отсутствует. Вместо правды слова "они утверждают". Больше нет "они говорят правду", но все что-то утверждают. Зачем углубляться в эту историю и забивать свои мозги этим? Зачем заставлять себя анализировать это?

– Потому что этот поток анонсирует настроения и климат среды, в которой ты находишься. Ты можешь просчитывать ситуацию и понимать, что ждать. Можно подготовиться к худшему, например.

– Когда возникают конкретные планы, то да, возможно, надо сделать срез всей этой информации. У меня пока таких задач не стоит. К тому же, надо понимать, что это все манипулирует людьми, подпитывается громкими заявлениями: если кому-то нужно тихо решить проблему одного характера, то громко создается проблема другого характера. И мы все в этом принимаем участие. Но в итоге информация служит только определенному количеству людей для того, чтобы они заработали очень большие деньги. По мере возможности, я бы не хотел принимать в этом участия.

– Есть хоть один журналист, которому вы доверяете на сто процентов?

– Да пожалуй, что нет. В девяностые в каждом из нас была какая-то вера в людей, которые рассказывают нам что-то из телевизора. Эта вера создавалась у нас годами. Мы частично в это верили. Когда человек вроде бы убедительно что-то рассказывал, было ощущение веры. Но сейчас от этого ничего не осталось. Сейчас такая ситуация, что любое слово по любому вопросу людьми может быть разыграно совершенно по-разному. Поэтому когда сейчас более-менее известных людей заставляют высказываться по насущным и острым вопросам, лучше б им молчать. Молчание – это большее оружие, чем их убедительные и яростные слова.

– Журналисты не могут не спрашивать лидеров общественного мнения об острых вещах. И я вас, конечно, спрошу не только про музыку, но и про ваше отношение к российскому присутствию в полыхающей Сирии, например.

– Я знаю, что над деревнями в Сирии летают наши самолеты, но я совершенно не понимаю, зачем они там летают. Я спрашиваю разных людей об этом: "А чего мы там летаем-то? Что мы там делаем?" Вроде как наши самолеты помогают уничтожить группировку "Исламское государство". Но тогда почему блок НАТО не доволен этим? И в чем тут прикол, я не понимаю.

– Тогда другая новость, которая к вам, конечно, гораздо ближе, чем сирийские деревни. Судебный запрет творчества ваших коллег – группы "Кровосток".

– Я знаю про это. Слышал.

– Можете себя на их место поставить?

– Легко могу себя поставить на их место. Приходят какие-то люди ко мне, начинают проводить лингвистическую экспертизу и обнаруживают в стихах…

– Пропаганду суицидальных настроений.

– Что угодно обнаруживают. "В лесу родилась елочка" тоже можно притянуть за уши, и будет крамольная песня про что-то нехорошее. Знаете, я просто не понимаю людей, которые этим занимаются. Возможно, у них есть много свободного времени? Или это личные взаимоотношения: ссора, которая решается таким образом? Но это полная ерунда. На таких основаниях можно запретить практически все фильмы, содержащие сцены насилия. Это глупость.

– Вас задевает новость о том, что наше правительство согласилось засекретить данные владельцев вилл и яхт?

– Это в логике происходящих у нас событий. Это как-то нормально. Исходя из того, что происходит, исходя из того, что позволяет себе элита, это вполне нормально. Это может стать поводом поболтать об этом с друзьями, почесать языками. Это очередное доказательство того, что никто здесь из обычных людей ничего не решает, не может сделать. Это очередной плевок сверху на нас на всех. Будем ждать следующего плевка.

– Вы являетесь частью общей музыкальной индустрии в России? Или вы с ней существуете параллельно?

– Скорее параллельно, да.

– А есть эта индустрия как таковая?

– Возможно, существуют какие-то лейблы, которые занимаются поиском талантливых и симпатичных молодых людей. Мы пытаемся справляться своими силами.

– Ваши силы – это что? Гитара и компьютер?

– Да мы просто стараемся делать максимально хорошо, что нам самим нравится, и предлагаем это тем, кому будет интересно.

– Что с музыкальными каналами в России происходит? Они есть?

– Говорят, что есть.

– Это тоже мимо вас?

– Да. Потому что нет такого музыкального канала, которому было бы интересно то, что мы делаем.

– Радио?

– Есть какие-то радиостанции, которые нас поддерживают. Но телевидение играет большую роль в продвижении артиста, чем радио. Для меня это странно. Я думал, что все поменялось. Но поменялось мало что.

– Помните, когда вы последний раз были на каком-нибудь федеральном канале в качестве гостя?

– Не помню.

– Это был 20-й век или уже 21-й?

– Это был 21-й век. Мы у Урганта играли года два или три назад.

– У вас не так давно вышел клип на песню "Надя", с Викой Исаковой в главной роли. Видео это невероятно завораживающее. Настоящее кино. Вы стали трепетно относиться к визуализации ваших стихов? Или так случайно получилось?

– Когда мы записали последнюю пластинку, то мне не было понятно, как это можно показать, какие видео можно снять на эти треки, потому что они изначально были сильно насыщены образами. Эту задачу мы предложили решить режиссеру, с которым мы в прошлом сотрудничали, Павлу Руминову. После небольших переговоров он согласился это сделать. И получилось такое видео, неожиданное для меня, но очень подходящее для этого трека.

– Исакову вы сами предложили?

– Да, это было мое предложение. И большое ей спасибо, что она согласилась.

– Был такой проект в интернете, когда знаменитые и хорошие люди читают ваши стихи. Наивысшей похвалой для вас окажется, если ваши стихи прочитает кто?

– Затрудняюсь ответить на этот вопрос. Я пока просто не знаю этого человека, я с ним не знаком. Наверняка есть такой человек. Но в данный момент я такого человека не вижу.

– Кто вам интересен из современных русских музыкантов? До вас я писал интервью с Макаревичем, а еще раньше со Шнуром. Оба ответили одинаково: никто. Ничего интересного русские люди не пишут. Не пишут?

– Пишут. Мы пишем. Люди, которые пишут в нашей стране интересную музыку, очень сильно сосредоточены именно на музыке. И зачастую в их среде не находятся люди, которые могут взять на себя роль менеджмента и донести эту музыку до других. Как в таком большом информационном потоке пробиться и сказать: обратите на меня внимание, я делаю отличную музыку? Все очень сильно забито. Чем интереснее и сложнее музыка, тем больше она требует к себе отношения, тем больше менеджменту в нее нужно вкладывать души и денег, чтобы слушатель нашелся. Музыка "Машины времени" и группы "Ленинград" сама по себе находит себе слушателя.

– Проблема исключительно в дистрибуции, а не в угасании таланта?

– Думаю, что да. Нет системы, которая могла бы донести интересную музыку до широкой аудитории.

– Youtube и Facebook не хватает для того, чтобы стать знаменитым?

– Не хватает. Людям же гораздо проще сидеть у телевизора, нежели искать себе чего-то интересного в интернете. Гораздо проще соглашаться с тем, что тебе говорят по телевизору, чем находить что-то самому.

– Вы сейчас в какой форме и в каком возрасте находитесь? Вам уже иногда хочется самому сесть перед телевизором, расслабиться и принять предлагаемое? Или вы все еще тратите себя на то, чтобы искать в интернет-завалах что-то альтернативное?

​– Я трачу время и копаюсь. Я всегда интересуюсь тем, что слушают мои друзья. Не могу сказать, что я уделяю колоссальное количество времени этим поискам, но мне интереснее заниматься этим, чем сидеть перед телевизором. Иногда я отличные нахожу штуки.

– Среди этих штук есть русское?

– Нет, нет русской музыки.

– Ну вот, а вы говорите, что русские пишут интересную музыку…

– Хотя нет, вру. Попался мне один интересный русский парень. Хотя он живет в Бруклине. Он делает отличную электронную музыку.

– Расскажите о вашей семье. Чем занимаются ваши дети, жена?

– Супруга занимается исключительно детьми. Это очень большая нагрузка: двое детей, школа. Сын ходит во второй класс. Дочь заканчивает школу, готовится к поступлению в институт.

– Как вы отдыхаете? Вы путешественник наверняка?

– Мне очень нравится переезжать на время в другие – особенно теплые – страны. Я не путешественник в смысле полазить по горам и смотреть достопримечательности. Мне больше нравится приехать в какой-то город и сидеть на одном месте, смотреть, что происходит вокруг меня. Так у меня остается намного больше впечатлений. Когда все проходит в бегах, впечатлений нет.

– Если бы не Москва, то в каком городе вы хотели бы жить?

– В любом городе, где есть море. Море – это единственное мое желание. И тепло.

– У вас очень интимное отношение к русскому языку. Когда ваши стихи читаешь или слушаешь, кажется, что вы с русским языком любовью занимаетесь. При этом у вас же нет филологического образования, и вообще образования?

– У меня среднее образование.

– Как-то вы забили на это дело?

– Сложная история. На бумаге осталось среднее образование. Начались лихие 90-е, мне было не до учебы. Потом началась бурная трудовая деятельность. И поэтому – поздняк метаться.

– Кто ваш круг общения?

– Мой круг общения – это те люди, которые приезжают ко мне в гости. Они очень далеки от того, чем я занимаюсь, это обычные люди. И меня это очень устраивает, потому что я разговариваю с ними на совершенно другие темы.

– И на тусовочки вы не ходите?

– Крайне редко. Если только возникает необходимость.

– Гастролируете на Украине?

– Раньше да, очень активно гастролировал.

– Потом перестали из-за войны?

– Да, когда все это случилось, мы просто перестали понимать, с кем там сотрудничать. Сейчас появляются какие-то предложения, мы будем их рассматривать. Надеюсь, все уляжется.

– Вас хорошо украинская публика принимает?

– Да, у нас там с людьми теплые отношения, мы всегда с радостью туда ехали.

– Вы выкладываете свою музыку бесплатно в сеть целыми альбомами?

– Пока нет, я так не делаю.

– А понимаете людей, которые так делают?

– Да, понимаю. И я для себя такое допускаю тоже. Важно донести то, что ты делаешь, а не деньги с этого получить. Эти деньги можно получить потом, когда люди придут на твои концерты.

– Вы ходите на выборы?

– Нет, никогда не ходил. Ни разу в жизни. Как-то так получалось. Раньше выборы попадали на гастроли, и мне было не до открепительных удостоверений. Потом пару раз возможность проголосовать была, но мне уже что-то не хотелось.

– 1996 год, "Голосуй или проиграешь". Вы принимали участие в этой кампании?

– Да, мы активно принимали участие в этой кампании.

– Но сами на выборы не пошли при этом.

– Мне кажется, что я достаточно сделал, чтобы не ходить на выборы в 1996 году.

– Если вы такой аполитичный, зачем вы принимали в этом участие? Это же была политика.

– Тогда все было просто и понятно. Было черное и белое. Потом все эти границы размылись, но тогда было именно так. И было важно выбрать. То время ознаменовалось большим душевным подъемом. Все это напоминало немножко постоянный праздник, который когда-то должен закончиться. Мне было приятно ощущать себя частью большого процесса.

– Это было не про деньги? Вас не купили?

– Это было вообще не про деньги. Это было про выбор между Зюгановым и Ельциным. Я выбирал Ельцина, и этого было достаточно для осознания того, что я делаю что-то хорошее. Все остальное – мне было все равно. Мы отлично проводили время.

– Не жалеете сейчас, что участвовали?

– Абсолютно нет.

– Почему сейчас вы не запишете ролик о том, что вас устраивает или не устраивает в политической или общественной жизни? Потому что праздник кончился?

– Да, совсем уже не праздник. И понятия сейчас размыты. Все перевернулось с ног на голову. И я часто об этом говорю. Очень странно у нас все происходит. Во всем. В музыке в том числе. Все стоит на голове, все наоборот. То, что должно никому не нравиться и находиться в полном забвении, плавает наверху. А все, что имеет какую-то ценность, никому не нужно. И это относится не только к музыке. Сбились ориентиры.

– А что вас может сподвигнуть на какое-либо политическое высказывание?

– Трудно сказать…

– Вы из тех, кто в случае какой-то политической катастрофы пытается с ней как-то бороться, или вы из тех, кто тихо возьмет под мышки семью и просто улетит куда-нибудь подальше?

– Если будет возможность не участвовать во всем этом, я только за то, чтобы в этом не участвовать. А за что и с кем тут бороться? Люди на самом деле не хотят всем этим заниматься. Все подогревается нарочито каждый день, везде, новости только нагнетают, новости будто для того существуют, чтобы была все время нервная ситуация. Всегда есть кто-то плохой. Вот неужели в мире ничего не происходит хорошего? Почему хотя бы в противовес плохим новостям нельзя показывать хорошие? Напряженная ситуация выгодна, потому что люди, ожидающие чего-то плохого, зашоренные, они смотрят только в одну точку. Их только поворачивают в ту сторону, куда им надо идти.

– Ваша музыка, честно говоря, это тоже ожидание чего-то плохого. Не светлого и не радостного. Ваша музыка – это печальное воскресенье, и все знают, что в понедельник все е…ся.

– Хорошее и эффектное сравнение, но для меня в моих песнях нет сомнения. И это для меня очень важно. Возможно, в моих песнях все сказано со знанием дела.

– Вас когда-нибудь звали на корпоративы?

– Бывало, да. Мы между собой шутим, что наш корпоратив – это Хеллоуин. Нас надо звать, чтобы поддать мрачности. Один корпоратив был не так давно. Прошлым летом. Я даже не помню, что это такое было: то ли свадьба, то ли день рождения. Все очень внимательно слушали, аплодировали. У меня были странные ощущения.

– "Чем больше слов, тем больше лжи" – ваша строчка?

– Да.

– Насколько сейчас это актуально в нашей стране?

– Как никогда. Это архиактуально. И нужно быть очень осторожным при выборе контента, которым ты себя наполняешь.

Роман Супер

Источник

Достал насаждаемый цинизм, несправедливость и культ денег!

На вопросы Мулбабара отвечает Илья Домбровский

— Кто такой Капитан Кенгуру?

— Это не я, я таким бы хотел быть. Капитан Кенгуру [http://kapitankenguru.ru], который поет песни, — это вымышленный герой. Любые совпадения с живущими, умершими и еще не родившимися людьми, животными и/или насекомыми будут преследоваться по статье 58-1а УК РСФСР. К тому же Капитан Кенгуру намного лучше, честнее, добрее, правдивее и благороднее любого отдельно взятого смертного.

— Вы автор? Пишете слова, или музыку, или все вместе?

— Я все вместе пишу. Это даже непонятно, это я или не я, оно само как-то вылезает. Как-то окружающий мир переваривается, или как кто-то посылает — и вдруг бах! Процесс неконтролируемый такой.

— Как сочиняете, берете инструмент?

— Чаще гитару. Вот тут по улице шел, и стоял какой-то музыкант… и красиво пел. И вдруг у меня откуда-то пошло, я тут же на телефон напел, чтоб не забыть. Если сразу не напишешь, потом не вспомнишь. Бывает такое состояние, называют, наверное, вдохновением. Какое-то такое возбуждение. И в нем все выскакивает само. Сидишь, по клавишам фигачишь, вдруг пошло само, и всё быстрее. Как будто кто-то посылает просто сверху. Кажется, что не сам.

https://vimeo.com/132915419

— Эта песенка такая, как бы социальная, это же не случайность?

— Ну, я просто так перерабатываю окружающий мир. И оно откуда-то вылезает, как у всех, когда показалось, что что-то не то. Оно же как будто само написалось. Оно так родилось из осмысления общей ситуации. Я так переживаю за страну. Вот мне кажется, что те, кто нынче руководит, ведут страну совсем не туда. И что это скоро совсем печально закончится. Все исторические параллели лежат на поверхности. А ведь подавляющее большинство у нас — нормальные люди, просто какая-то у нас непруха.

— Почему непруха?

— Вот пример из одной книги. Город, наполовину в Мексике, наполовину в Соединенных Штатах. Тот же климат, те же люди. Но с одной стороны — медицина, стартапы, с другой — наркомафия и картонные коробки. Кто-то в Мексике легко стал миллиардером, а если провернуть те же схемы в США — его оштрафуют. Олигархическая система — устойчивая, чтобы она переломилась, должно что-то случиться. Одной революции — покричали — недостаточно. У нас тоже непросто. Может, карма. Может, это наказание нам за гордыню. Думаем, что мы самые-самые, а ничего не выходит.

— А можете как-то объяснить, зачем вы пишете?

— Политика политикой, но ведь вечные ценности никто не отменял. Любовь, доброта, милосердие, мужество, самопожертвование, справедливость. Где они? Почему-то в последнее время стало немодно быть добрым и чутким. Считается правильным быть жестким и беспринципным. Почему-то бескорыстная помощь ближнему воспринимается как наивная глупость, а умение схитрить и нажиться за счет других теперь пример для подражания.

Но ведь так не должно быть! Если мы хотим жить в лучшем мире, если мы хотим, чтобы в стране было хорошо и уютно, мы должны прежде всего начать с себя. Если люди будут помогать друг другу, не ожидая за это вознаграждения, если те, кому нужна помощь, будут встречать поддержку и сочувствие, если люди просто станут больше любить друг друга, это уже будет огромным шагом на правильном пути!

Достал насаждаемый цинизм, несправедливость и культ денег. А ведь так хочется простого человеческого тепла, понимания и доверия. Мы хотим делать ролики без кошечек, фриков, Путина и сисек. Просто хочется сделать этот мир чуточку приятнее и счастливее.

— Верите, что в России все будет хорошо, что будет только любовь, как в песне?

— Уверен. Только не знаю когда. Люди у нас нормальные. Все так же думают. Они любят детей, близких, помогают друг другу. Просто ситуация ужасная. Нужно, чтобы было выгодно творить добро, а то сейчас в России выгодно быть мошенником. А должно быть — невыгодно! Что поможет? Не знаю. Можно в какой-то войне проиграть, но войны не хочется. Если революция случится — она не помогает, да и сколько людей пострадает. Так что вот, вносим посильный вклад.

Подробнее про Капитана Кенгуру Интервью взяла Тата Гутмахер

Лидер группы «Ленинград» Сергей Шнуров в откровенном интервью для Sobesednik.ru рассказал об отношении к политике РФ.

Сергей Шнуров. Фото: Анвар Галеев / Russian Look

В этом интервью Сергей Шнуров, наверное, впервые произнес слово «милосердие». Оно прозвучало так же неожиданно, как если бы Кобзон выругался матом со сцены Кремлевского дворца. Насчет лидера «Ленинграда» у публики вообще много стерео-типов. Говорят, что он не интересуется политикой (еще как интересуется, даже «Эхо Москвы» слушает).

Некоторые считают, что он хам, грубый и невоспитанный человек. А на самом деле если изъять из речи Шнура нецензурную лексику, то местами возникает ощущение, что говоришь с профессором филологии: сплошные дискурсы и парадигмы. Мы обсудили пять его песен и выяснили, что Шнуров думает о патриотизме, войне, оппозиции, эмиграции и алкогольной зависимости.

«Где же вы, родители, куда же смотрит школа?»

– Эта цитата – из старой-старой песни «Ленинграда» «Звезда рок-н-ролла». Вас тоже в детстве «упустили» родители?

– Не упустили, а всячески содействовали. Постоянный абонемент в филармонию. Первый публичный концерт «Поп-механики» Сергея Курехина. Первая выставка Филонова в Манеже. Это всё родители. И школа тоже способствовала. Восьмой-девятый классы я учился в 564-й экспериментальной с архитектурным уклоном. Поздний Советский Союз был склонен ко всяческим экспериментам над детьми, и я – жертва такого эксперимента. У нас уже не было школьной формы, царили достаточно свободные нравы. Я много прогуливал, но прогулы не особо карались. Ценились знания, пытливость ума, сообразительность, какие-то такие характеристики. У меня были длинные волосы, что по тем временам в школах не приветствовалось, а у нас на это смотрели сквозь пальцы. И до сих пор я помню, как зовут директора – Нина Леоновна. Самые добрые и приятные воспоминания.

– У вас сын сейчас в старших классах. Это поколение похоже на ваше или совсем другое?

– Не похоже. Хотя бы потому, что в моем детстве никакого Гарри Поттера не было.

– Ну, был Незнайка, было что-то еще…

– Незнайка и Гарри Поттер – это извините меня... Между ними все-таки пропасть. Незнайка – продукт советского мышления, неотъемлемая часть советской культуры. И я тоже по большому счету «совок». Все мы на самом деле «совки». Отнекиваться от Советского Союза – это глупость, иного прошлого у нас вообще нет. Даже если ты антисоветский, то все равно советский, базируешься на тех же ценностях. Как закалялась сталь? Вот так и закалялась, по-другому никак не закалялась. А другие книги – другое поколение. Я тут вижу прямую связь. Даже не книги – символы, семантика, то, что между строк. Вот это формирует сознание.

– Но ведь они ж почти не читают. Книги заменил интернет.

– А вот я бы не судил так огульно. Мой сын, положим, читает довольно много. Гораздо больше, чем я в его возрасте. Кто-то, наверное, не читает, но кто-то и тогда не читал. Вообще, поколенческие различия – это такая нечеткая, очень мутная вещь. Я понял, что существует новое поколение, когда появились хипстеры. Правда, это лжепоколение, попытка прожить чужую жизнь.

– А ведь, если вдуматься, их детство прошло под музыку «Ленинграда». Когда-то вы с гордостью заявили: «Играть надо так, чтобы никто не подошел к тебе со словами: «Я вырос на ваших песнях!» Так никто и не подошел?

– Насколько я помню, нет. Это не та музыка, которая может что-то дать, когда тебе десять лет. Хотя, конечно, какие-то бармалейские нотки в ней присутствуют. Так что, может, кто-то и вырос. Помню, что из всей пластинки «Бременские музыканты» мне больше всего нравилась песня сыщика, в ней что-то было такое, контркультурное. Наверно, кто-то так воспринимает и «Ленинград» в юном несознательном возрасте. Мой дружок режиссер Хлебников как-то сказал, что все, что я делаю, это музыка для детей. Для взрослых, с большими половыми органами – но все равно детей.

Шнуров с женой Матильдой Фото: "Интерпресс" /Xpress

«Любит наш народ всякое говно»

– Оскорбительная песня, по-моему. Вы вообще часто поете обидные для людей вещи. И все сходит с рук. Они что, не врубаются? Это же явный троллинг и стёб, разве нет?

– Я не очень понимаю, что такое троллинг. Попытка вызвать негативные эмоции? Но «Ленинград» – группа, которая вызывает скорее позитивные чувства. Это как в бане. Конечно, при температуре плюс 120 жить невозможно. Но ты же идешь в баню, для чего-то тебе это нужно. «Ленинград» – такая же баня. Жить там нельзя, но заходить надо, просто чтобы стать чище. Это очищение, катарсис, по Аристотелю.

– А хамить-то зачем? Когда в одной строчке соединяются «народ» и «говно», это, знаете…

– Хамства в чей-то адрес в моих песнях вы не найдете. Есть остроты, есть грубость, есть что угодно, но вот такого охреневшего свинства там нет. Все-таки «Ленинград» – группа праздника, радости и любви. Если даже дали по щам, все равно все должно закончиться обнимашками. Да, любят говно. Но я ведь тоже его люблю. У меня нет ненависти к своему народу, нет агрессивного посыла, нет злобы. Я здесь живу, я такой же. Не надо ставить себя выше, и никто не обидится.

– А в «Википедии» между тем написано, что «Ленинград» – это панк. Хотя какой же вы панк? У панков злая музыка, а у вас добрая.

– Панк – это декоративная хрень: гребень, косуха из кожзаменителя, которая стоит две тыщи рублей, шипы. Сегодня в нашем сильно костюмированном обществе любая гламурная телка, идя на концерт, может одеться, как панк. Я вообще не понимаю, что такое панк в нашей русской среде. У нас возможно юродствование, которое почему-то воспринимается как панк. Но юродивый и панк – это разные вселенные, я считаю.

– Песня «Хорошо там, где мы есть» из последнего альбома – она о чем? О том, что Сергей Шнуров приносит людям счастье и праздник? Или вы так попытались примирить людей с нашей грустной действительностью? Мол, стойте, где стоите, не рыпайтесь, все и так зашибись…

– А вот не знаю. Она спета мною с такой интонацией, как будто все строго наоборот: там, где мы – там плохо. Но не примирение, нет. С некоторыми вещами мириться нельзя, и я, например, не мирюсь. Тут скорей милосердие и сочувствие. Хочется сказать людям что-то хорошее, пусть лучше радуются, чем плачут. Хотя группа «Ленинград» живет именно этим принципом: хорошо, где мы есть. И по-другому нам просто не выжить. Иначе бы мы непрерывно жаловались на плохой звук, на отвратительную публику, на нелетную погоду, на то, что у нас слишком много концертов или слишком мало концертов. Короче, бесконечно находились бы в этом жалостливом дискурсе. А так – хорошо. Просто хорошо, и все, точка.

«Друзья все валят за границу»

– Не возникало мыслей об эмиграции?

– Никогда. На любых гастролях уже через пять дней я начинаю дико хотеть домой. Я без Питера не могу. Но при этом людей, которые уезжают, не осуждаю.

"Хамства в чей-то адрес в моих песнях вы не найдете"

Фото: Антон Белицкий / Russian Look

– Ну, основной мотив сейчас все-таки другой. Люди едут, потому что считают, что в России мало свобод, что это полицейское государство.

– Свобода – это то, что у тебя внутри, при чем же здесь местожительство? И потом: лично у меня здесь есть доступ ко всей возможной литературе. К любой. И я могу говорить все, что думаю. Для меня это ключевые вещи. Я время от времени слушаю «Эхо Москвы». Там говорят вообще что угодно. Белковский, совершенно замечательный, мочит так, что мало не покажется. Где же несвобода? Если есть Белковский, тогда есть и свобода.

– Но раньше таких площадок, как «Эхо», были сотни, а сейчас по пальцам пересчитать.

– Неважно, сколько их. Если в заборе есть хоть одна брешь, это уже не забор.

– В пику лозунгу «Пора валить» писатель Захар Прилепин записал песню «Пора валить тех, кто говорит, что пора валить».

– Да, я ее слышал. Это типично омоновский подход. В нем постоянно борются писатель и омоновец, иногда омоновец побеждает.

– Но, судя по всему, прилепинская позиция находит у аудитории большой отклик.

– Судя по чему? Это все происходит в интернете, все эти битвы идей. Я гуляю по улице, захожу в кабаки, хожу по магазинам. Говорю с водителями, говорю с людьми, которые приходят на концерты. Людей это вообще не волнует. Да, об этом пишут в интернете. Но интернет – такая среда, где нужно все время чему-то противостоять. Если не противостоишь, тебя никто не заметит. Таковы законы жанра. Судя по интернету, складывается впечатление, что человек сидит и обо всем этом бесконечно думает. А он всего лишь написал пост, который занял у него две секунды из 24 часов! Конечно, есть люди, одержимые политическими идеями. Так они всегда были, вспомните перестройку. Вы что, забыли, как это происходит? Вот так и происходит. Да, кто-то сходит с ума. Это нормально.

– Считается, что вы не приняли в украинском конфликте ничью сторону. А вот если послушать песни, впечатление другое. «Патриотка», «Мусор», еще пара вещей… Ясно же, что вы стебётесь над патриотами.

– Не сказал бы, что это стёб. Я просто вижу некие мутации, да, мутации, по-другому не назовешь. Идет человек, а у него одна половина головы вдруг стала в два раза больше. Его перекосило всего, он чем-то заболел. Я вижу эту болезнь, и вот такой у меня диагноз. А в патриотизме нет ничего дурного, если его правильно понимать. Любить и принимать ужасные стороны Родины – вот в чем патриотизм. Хорошая или плохая – она все равно твоя. Вот неухоженное сельское кладбище. Жутче и грязнее ничего нет. Если ты способен любить это, тогда, наверно, ты патриот. Ключевое слово – «любовь». И не свысока, а по-настоящему.

Особенно задевают все эти разговоры про быдло. Всё, приехали, для многих это уже как нелюди. А быдло же – тоже наши! Бомжи, плохо одетые люди, люди, которые ходят в шлепках, ужасно смотрятся на улицах Петербурга. Но это неотъемлемая его часть… А все крики о величии страны – это не патриотизм никакой. Энергию таких патриотов хорошо бы пустить на копание огородов, туда ее переместить. И всё, больше делать ничего не нужно. Тогда страна будет великой. Потому что энергии – до хрена.

– Но крики в интернете – это одно, а война-то идет в реальности. Люди ехали в Донбасс, стреляли, убивали и гибли. Это не интернет.

– Да, ехали, да, гибли. И всегда ехали. Не было ни секунды в истории человечества без войн, ни секунды, когда кто-нибудь кого-нибудь не убивал. И что, я должен теперь волосы на себе рвать и пускать сопли? Со мной все просто. У меня в паспорте написано: военнообязанный. Объявят войну, будет всеобщая мобилизация – всё, пойду. Да, я бегал от армии, уклонялся, но я военнообязанный в военное время. У меня в паспорте не так много данных: имя-фамилия, двое детей, национальность, год рождения и то, что я военнообязанный. Вот по паспорту я и живу. Это моя Конституция.

«Святой Никола, спаси нас от рок-н-ролла»

– …и не только от рок-н-ролла. Любое актуальное искусство сейчас сталкивается с религиозной кондовостью. Чуть ли не каждую неделю – запреты, суды и даже мини-погромы.

– Это говорит только об уровне дискуссии. Когда у тебя нет аргументов, ты начинаешь предпринимать силовые действия. А вообще, мне все это смешно. Ощущение, что как с либеральной стороны, так и с консервативной – это именно что перфомансы. Никакой разницы.

– Разница существует. У одних есть силовая поддержка и аппарат подавления, а у других нет.

– Это личный выбор каждого. Ты можешь обзавестись силовой поддержкой. Нанять охранное агентство, еще что-то сделать, способы есть.

– Но невозможно же переть против государства. Силы-то неравны.

– Это вы сказали бы Ленину в семнадцатом году, что возможно, а что невозможно. Возможно всё.

– Вы сейчас фактически к гражданской войне подстрекаете. Если на силу отвечать силой, тут столько крови прольется… А без крови у оппозиции шансы есть?

– По-моему, никаких. Нету идеологии, нет внятных представлений о будущем. Если вдуматься, они говорят следующее: хотим сделать то же самое, что путинский режим, только лучше. То есть власть, значит, надо заменить, а с обществом все в порядке. Откуда лучше-то будет? «А мы честных людей поставим!» Откуда они возьмут столько честных людей? С Марса? Откуда здесь честность, вообще говоря, возьмется? А нечестных куда денете? И так далее.

«Я лично бухаю, а кто-то колется»

– Алкоголь помогает жить?

– Да кто ж вам скажет! Тут как с женой. Вот есть у тебя жена. Она помогает или мешает? Пока не расстанешься, не поймешь.

– А вы не расстались? Я имею в виду алкоголь.

– Нет. Могу выпить, могу и не пить. У меня алкоголь теперь не жена, а любовница. Вернее, такая шлюшка.

Ян Шенкман

Источник

Самый дорогой и самый модный, самый красивый и самый стильный, самый гордый и самый капризный – множество всяких «самый» сопровождает определения, что привязались к имени Георгия Гурьянова. Каким на самом деле был музыкант группы «Кино», сменивший барабанные палочки на кисти, размышляет Аркадий Ипполитов

Фото: Natalie Jernovsky

Прошлое мы отмечаем, фиксируя даты смерти и рождения. В 1900-м умерли Ницше с Уайльдом, а в 1901 году умерли королева Виктория и Джузеппе Верди. Затем один за другим умерли Золя, Чехов, Сезанн, Толстой, но тут же родились Бунюэль, Марлен Дитрих, Хирохито, Армстронг, Дисней, Гэллап и Андре Мальро, Дали, Оруэлл, Жан-Поль Сартр и Михаил Шолохов – начались девятисотые и начался двадцатый век. Хирохито умер в 1989-м, еще в этом году умерли Хомейни, Лоуренс Оливье и Сэмюэл Беккет. В 1990-м умерли Грета Гарбо с Альберто Моравиа и Леонардом Бернстайном, за ними последовали Марго Фонтейн, Грэм Грин и Густав Гусак, начались девяностые, затем последовало еще множество смертей, а графа рождений из хронологических таблиц, что сопровождают истории двадцатого века, исчезла. Сегодня, в 2015 году, всем еще заправляют люди прошлого тысячелетия, те, кто родился не позже семидесятых, так что про всю сегодняшнюю элиту впору сказать «те, кто еще не умер». Настоящее история отмечает лишь смертями, и это доказывает, что у времени нет начала, а есть только конец. Печальное соображение. В восьмидесятые уже, судя все по той же хронологической таблице, рождаются только футболисты да актеры телесериалов, и именно это десятилетие стало первым периодом звездности Гурьянова.

В конце шестидесятых – начале семидесятых Георгий Гурьянов ходил в художественную школу, затем отучился в Серовском училище, ушел оттуда и, хиппуя напропалую, около 1980 года познакомился сначала с Тимуром Новиковым, потом с Виктором Цоем. В восьмидесятые он вошел вместе с ними, так что это десятилетие прошло под знаком группы «Кино» и «Новых художников». Известность ему обеспечивала связь с роком, а не с живописью, так как, хотя Гурьянов и отметился во многих событиях, связанных с галереей «Асса», где бурлила жизнь «Новых художников», рисовать времени не было. Его работ восьмидесятых известно раз, два и обчелся, зато тесная связь с художниками ставила его в особое положение среди музыкантов, и наоборот. Причастность же к группе «Кино» была подобна причастности к небожителям. Гурьянов рассказывал, что на один из последних концертов «Кино» фанатов пришло столько, что музыканты были заблокированы на сцене и не могли пробраться к выходу. Тогда их окружила целая ватага матросов и, подняв на руки, понесла к выходу – это было упоение триумфа. Соответствует ли рассказ действительности или это только греза позднего Гурьянова, неважно. Его творчество этот рассказ поясняет очень хорошо: ни одного художника в мире, даже Айвазовского, никогда матросы на руки не поднимали ни в реальности, ни в его, художника, мечтах.

Плыть на руках моряков среди обезумевшей толпы, чувствуя полную защищенность среди бушующей опасности, было замечательно, но музыкальной карьере пришел конец – 15 августа 1990 года Виктор Цой погиб. Известие застало Гурьянова в Будапеште, и, по его словам, это был страшный удар, вслед за которым наступило облегчение. Больше не было обязательств. Восьмидесятые со смертью Виктора Цоя закончились.

Закончились они еще одним примечательным событием – основанием Новой Академии. Или с Новой Академии начинаются девяностые? В конце 1989 года Тимур Новиков собрал в ленинградском Центральном лектории общества «Знание», расположенном во дворце Юсупова, художественную богему и заявил, что модернизм всем надоел, что истинно актуальны сегодня лишь классика и классическая красота, попутно сообщив о переименовании Новой Академии всяческих искусств в Новую Академию изящных искусств. Затем в стенах огромной покинутой коммуналки старого дома на Пушкинской улице, поставленного на капремонт, которую богема превратила в сквот, Тимур разным своим друзьям раздал громкие титулы и должности. Георгий Гурьянов получил звание почетного профессора.

Перестройка только началась, все ощутили свободу от всех и всяческих регламентов и иерархий, государственные институты, всем управлявшие, теперь презирались, и появление Новой Академии рассматривалось как непонятно зачем затеянная игра в новый официоз. Ведь разрушили не внешнюю Берлинскую стену, а внутренние преграды в СССР, и гениям, что сидели в котельных и подвалах, пили горькую и творили великое, показалось, что настало их время. Свобода пьянила, а если учесть, что богема и так почти всегда была навеселе, то уж тут она впала в полную эйфорию. Блаженное состояние поддерживал прием, оказанный левому русскому искусству в Европе и Америке. Только что сбросившим с себя иго тоталитарного режима русским, таким героичным и таким несчастным, все желали помочь. Андеграундная богема бывшего СССР, до того о цивилизованной жизни имевшая смутное представление, хлынула на Запад, где ее принимали, терпеливо выслушивая мутный английский и с понимающей улыбкой перенося дикие выходки. Это даже нравилось, русские вошли в моду, прямо как гуроны в эпоху рококо, и поиметь у себя русского гения на месяц стало trendy. Русских ласкали, ими хвастались перед знакомыми. Интерес к русскому искусству возрос, и гостеприимные западные меценаты, коих расплодилось великое множество, кормя и в стельку напаивая русских из чистого благорасположения, придерживали все ж в своих головах мыслишку о возможности за пару-другую сотен долларов приобрести шедевр, который стоит миллионы. Ведь русские одарены ровно настолько же, насколько бедны, и все знают о невероятных ценах, что платятся на аукционах за Малевича и Филонова, в СССР ничего не стоивших. Русским же, одуревшим от рая западных супермаркетов, те сотни долларов, что им отстегивали, казались золотым дождем.

Фото: Едыге Ниязов/fotosoyuz.ruГеоргий Гурьянов, 1985 год.

В такой ситуации естественно было, чтобы «Новые художники» продолжили бы свою «Асса!», ибо от русского подполья авангардной бесшабашности и ждали. Вокруг свистопляска свободы самовыражения, а тут тебе Академия, пусть даже и Новая! Тимур, к этому времени хорошо известный как один из главных молодых альтернативщиков из группы «Новые художники», которую уже вовсю сравнивают с берлинскими «Новыми дикими», к девяностому году вошедшими в топ самых успешных, вдруг изменил всей системе современного искусства. Он взял курс «на классику и красоту», традиционность провозгласил актуальной и современной, и модернизм, построенный на отрицании норм и разрушении всех традиций, проклял. Скандал, да и только.

Как здравомыслящий человек (а здравомыслие в девяностые было редкостью) Тимур Новиков, съездив за границу на волне перестройки, тут же понял, что эйфория, охватившая художественную отечественную тусу в связи с тем, что ей открылся «дивный новый мир, где обитают такие люди», не может длиться долго. Он осознал, что вспыхнувшая у Запада любовь к русскому искусству обманчива, как любая внезапная любовь, и так же эфемерна. Отечественный андеграунд прекрасен, конечно, но он лишь повторение западных образцов, самобытное, но по большей части убого-самодеятельное. Выдержать конкуренцию с западными корифеями модернизма отечественная продукция не способна. Модернизм выстроил иерархию и омертвел, все ниши модернизма заняты, и ситуация для отечественных художников очень невыгодная. В восьмидесятые появилось абсурдистское понятие «классика модернизма», так что Малевич, конечно, останется, но нынешняя популярность русских исчезнет, как только стихнет радость по поводу разрушения Берлинской стены, ибо популярность эта основана на дешевизне рабочей силы, так как русские художники привыкли к грошам, но к произведениям за грош и относятся соответственно. Что же делать? Смириться с тем, что отечественное современное искусство все время будет в тени?

Задача не из легких, однако Тимур вспоминает, что эпатаж – один из наиболее действенных способов попадания в обойму статусных модернистов. Скандал – прекрасное начало для карьеры. Но что придумать в конце двадцатого века, когда все уже перепробовано и никого ничем не удивишь? Вот тут-то Тимур и делает ловкий ход с Новой Академией. Поняв, что скоро альтернатива сдохнет, он альтернативное искусство посылает к чертовой бабушке, а вместе с ним и все, что было для него свято. Художественная общественность, как отечественная, так и зарубежная, была эпатирована, и цель была достигнута – о Новой Академии заговорили.

Сам-то Тимур менять квалификацию не собирался, так как уже давно про живопись забыл и переключился на коллажи, что a priori есть модернистский способ творчества, но, рассуждая о достоинствах академической классики, все время говорил о живописи, назначая на место живописцев других. В первую очередь – Гурьянова, благо тот учился рисовать в художественном училище. Гурьянов, в восьмидесятые, во времена «Новых художников», постаравшийся забыть все, чему его учили, теперь начал это вспоминать. Первые его работы, исполненные в традиционной технике «холст, масло», датируются как раз 1989 годом, годом рождения Новой Академии.

Декларации декларациями, но с самого начала в Новой Академии не было ничего академического, как не было академизма и в живописи Георгия Гурьянова. «Земля Солнце», работа, оказавшаяся на обложке журнала «Искусство» за 1989 год, посвященного молодым художникам, напоминает о Лисицком и супрематизме, отсылая к пресловутой «классике модернизма». Другие ранние работы, такие как «Трактористка», «Моряк», «Перископ», «Прыжки в воду», напоминают о поп-арте, о Томе Вессельмане и Дэвиде Хокни, а не о Рафаэле с Энгром. Замечательный и огромный «Керель» 1991 года (один из вариантов картины 372 х 294), представляя соединение двух академических штудий в трактовке примитивиста, отнюдь не производит впечатления классической вещи, будучи гораздо ближе к Матиссу, чем к Иванову.

Связь с авангардом двадцатого века во всех работах новых академиков очевидна, и очевидно то, что в девяностые заявление о создании Новой Академии и провозглашение культа классики и красоты само по себе авангардно. У Новикова одним из первых программных произведений стал «Аполлон, попирающий красный квадрат» – фотография копии Аполлона Бельведерского, вырезанная из какого-то путеводителя по Павловску и приставленная к ярко-красному квадрату на фоне золотой искусственной парчи. Произведение сделано по законам монтажа, священным для модернизма со времен дада, и вообще выглядит очень дадаистски. Тем не менее «Аполлон», как и работы Гурьянова, смотрелись по-новому среди того, что заполняло обычные выставки современного искусства. Гурьянову известность принес его условно-оранжевый «Автопортрет», академизм которого весьма приблизителен. Картина появилась на первой художественной дискотеке, и посетители картину обожали, находя в ней нечто техно-психоделическое, недаром она оказалась в берлинской коллекции Маруши – одной из самых известных диджеев в мире.

Фото: Evgenij Kozlov Группа «Кино» во время съемок для обложки альбома «Начальник Камчатки», 1984 год.

Традиционалистские декларации Новой Академии соседствовали с красочной богемностью жизни. Чуднóе это было время, девяностые, особенно их начало. Чуднóе и отчаянное. Общий развал как будто провоцировал декаданс: профессора и члены-корреспонденты Новой Академии были обаятельны, молоды, нищи и оголтелы, все выглядели очень cool. Все были богемой, причем богемой крутой и яркой. Профессорство в Новой Академии не слишком обременяло служебными обязанностями, и к этим обязанностям старались относиться легко и весело – чем легче и веселее, тем для академии лучше. Никто ничего не копил, но все разбрасывал – и талант, и молодость, и красоту; ценности утратили цену, но стали от этого только ценней. Денег на завтра не было, но на сегодняшнюю вечеринку они у кого-нибудь всегда находились, завтра повторяло вчера, и, короче говоря, от легкой жизни все сошли с ума. В то баснословное время самые роскошные дворцы можно было снять за копейки, так что вечеринки проходили в весьма неожиданных местах. Все шло в ход, и эклектичная роскошь особняков великих князей, и советская помпезность домов культуры. Вечеринки, сопровождаемые выставками, и выставки, сопровождаемые вечеринками, следовали одна за другой и организовывались то в музеях, о проникновении в которые раньше и речи не могло идти, то в сквотах в покинутых доходных домах с их загаженной коммунальным бытом роскошью. Пестрая карнавальная жизнь, начавшаяся чуть ли не одновременно с возвратом городу его имени, связывала Петербург девяностых с Петербургом девятисотых. Вслед за «серебряным веком» декаданса первую половину девяностых можно назвать петербургским «бронзовым веком». Бронзовый век Петербурга многообразен, но, безусловно, Новая Академия Тимура Новикова играет в нем центральную роль, а Георгий Гурьянов, будучи одним из ярчайших персонажей веселого вихря конца миллениума, был одним из главных ее героев.

Сделавшись художником, в юности хипповавший барабанщик рок-группы вскоре станет воплощением хорошего вкуса и прямо-таки английской сдержанности, этаким питерским Beau Brummell. В ноябре 1994 года состоялась первая персональная выставка Георгия Гурьянова в Москве, очень важная для его карьеры. Выставка была устроена Тимуром Новиковым в галерее «Риджина», называлась «Сила воли» и имела громадный успех. Центральным был триптих под названием «Строгий юноша»: одинокий поликлетовский Дорифор в середине и группы молодых людей в белых спортивных одеждах по бокам. Все три части объ­единялись архитектурным фоном, представляющим собой единую стену, сложенную из серых мраморных плит, условно-классицизированную и вызывающую в памяти не античные храмы, а сталинские стадионы. Трехчастное деление было позаимствовано у церковных алтарей, так что изображения спортсменов предстояли перед Дорифором, как донаторы перед Спасителем. Произведение явилось данью почтения одноименному фильму Роома, вызывавшему обожание всего неоакадемизма. «Боксеры» с этой же выставки отсылали к фильму Фролова «Первая перчатка» 1947 года, а серия со спортсменами – к фильму Лени Рифеншталь «Олимпия». То, что живопись Гурьянова полна отсылок к кино, отметили многие критики, но гораздо важнее то, что его выставка утверждала приоритет чувственной визуальности, за которую ратовали неоакадемисты. Его заявление «Видеть перед собой сильное, загорелое, освещенное солнечными лучами и одутое (так у Гурьянова. – Прим. авт.) морскими ветрами тело гораздо разумнее, чем уставиться с умным видом в черный квадрат» как раз и утверждало приоритет чувства. Видеть гораздо важнее, чем умничать.

Название выставки «Сила воли» недвусмысленно апеллировало опять же к кинематографу, к «Триумфу воли» Рифеншталь. Запрещенные в СССР, ее фильмы только-только по­явились в поле зрения отечественных эстетов, сразу ими восхитившихся. Скандальная российская премьера «Триумфа воли» состоялась много позже, в 2002 году, в Петербурге на фестивале «Послание к человеку» в присутствии самой Лени, и прямая отсылка к искусству Рифеншталь, сделанная задолго до этого, могла бы насторожить. Московская модная публика «Силу воли» приняла на ура, но выставка провоцировала. «Одутые» морскими ветрами аллюзии на тоталитарное искусство в живописи Гурьянова были гораздо более рискованными, чем коллажи Тимура Новикова, так что сочувствующим неоакадемизму критикам пришлось говорить о том, что эстетизм тоталитарного стиля для художника гораздо важнее классовой идеологии. Подобные оправдания натянуты и слабы, потому что и в связи с Древним Египтом художнику неплохо бы помнить о невинно убиенных, а от Сталина с Гитлером нас отделяют отнюдь не тысячелетия.

После «Силы воли» Гурьянов становится для Москвы most wanted (самым желанным, а также самым разыскива­емым) питерским художником, но обвинения в преклонении перед фашизмом усилились. Связан ли был изначально неоакадемизм с тоталитарной эстетикой? «Строгого юношу» сталинская критика забраковала и запретила, а увлечение фильмами Рифеншталь было результатом порхания постмодернистской мысли, еще в восьмидесятые годы приведшее к изменению вкуса. Самый стильный художник восьмидесятых – это Роберт Мэпплторп, и как раз тогда все помешались на ар-деко и элегантности тридцатых. Увлечение модерном уходило в прошлое вместе с обвисло-хипповской пестротой семидесятых, в восьмидесятые все стали болтать о классицизме и элегантной сдержанности. Образцом нового облика стал клип Vogue Мадонны 1990 года, забитый картинами Тамары Лемпицка, античными слепками и красавцами в отлично сшитых костюмах времен Великой депрессии. Мерцающий ореол света, окружающий саму Мадонну, имитирующую то Грету Гарбо, то Марлен Дитрих, специально стилизовался под сияние, исходящее от голливудских звезд времен тоталитаризма, соблазнительности которых свойственен особый иерархический мотив власти. Стильный клип Мадонны, открывающий десятилетие, выстроен на сплошных цитатах, прямо-таки как текст постмодернистов, и похож одновременно на «Строгого юношу», на «Триумф воли» с «Олимпией», на фотографии Мэпплторпа – на все, что так нравилось Новой Академии в начале девяностых. Гурьянов был Рифеншталь и Роомом увлечен, конечно, но гораздо больше он увлечен Мадонной и ее успехом. Он, как художник, тут же почувствовал, что ее Vogue и есть тот самый симбиоз изысканности и массовости, о котором сложно и запутанно повествовали постмодернистские интеллектуалы во главе с Умберто Эко, которых он не читал. Vogue Мадонны – великолепное исследование симптомов звездности, определившей девяностые, намного более глубокое, чем социопсихологические характеристики грантополучателей.

Картина Гурь­янова «Гребцы», 1998 год

Каждое десятилетие двадцатого века имеет свой почерк, свой дух, свой стиль. Книга Дугласа Коупленда Generation X, самое, быть может, выразительное, что написано о самоощущении девяностых, открывается следующим пассажем: «Прическа у нее – точь-в-точь продавщица парфюмерного отдела магазина “Вулворт” штата Индиана в пятидесятых. Знаешь, такая миленькая, но глуповатая, которая вскоре выйдет замуж и выберется из этого болота. А платье у нее – как у стюардессы “Аэрофлота” начала шестидесятых – такого синего цвета, который был у русских до того, как им всем захотелось иметь “Сони” или шапку от “Ги Ларош”. А какой макияж! Семидесятые, ни дать ни взять Мэри Куант; и такие маленькие ПХВ-сережки-клипсы с цветочками-аппликациями, напоминающие наклейки, которыми голливудские геи украшали свои ванны году в 1956-м. Ей удалось передать это уныние – она была там самой клевой. Никто рядом не стоял...» А девяностые? Девяностых нет. Распухнув от ретроспекций, стиль вообще оказался отмененным. Девяностые – дыра, стерлись до нулей. Интерес к тридцатым – следствие поиска стиля, а когда ищешь что-то, это значит, что оно потеряно.

Тоталитарная эстетика в клипе Мадонны – это всего лишь желание быть самой клевой. Ей это удалось. На фотографии с открытия «Силы воли» молодой и прекрасный Георгий Гурьянов, снятый через витрину галереи, стоит, подбоченившись, на фоне своих произведений – сцена прямо из клипа Vogue. Фотография звезды. Поза его – не просто позирование, но позиция, вызывающе замкнутая. Тоталитаризм? Фашизм? Сталинизм? Да не больше, чем у Мадонны. Гитлер со Сталиным такого бы тут же отправили в лагерь.

Тимур хотел найти в современном искусстве некое незанятое место и нашел его, придумав Новую Академию. Стоило начать ниспровергать модернизм, как оказалось, что этого жаждали многие. На неоакадемиков накинулись с распростертыми объятиями. Всюду их ждали, всюду им были рады. Началась упоительная международная тусовочная жизнь. В Берлине, Лондоне, Нью-Йорке, где угодно – под каждым им листком был готов и стол, и дом, и везде продолжалась все та же сладость порхания с выставки на вечеринку, и все сладкие утехи в стиле Studio 54. Выставки следуют одна за другой, и венчает все выставка «Новый русский классицизм» в Музее Стеделек в Амстердаме 1996 года.

Георгий Гурьянов был на этой выставке одним из главных художников. Отрезок в семь лет, от объявления о рождении Новой Академии до выставки в Музее Стеделек, был периодом формирования Гурьянова как живописца, совпавшим с бурными временами становления идеологии неоакадемизма. Становление происходило на фоне самой отчаянной, самой бесшабашной жизни. Академия на Пушкинской сознательно брала за образец не какое-то академическое заведение, а Фабрику Энди Уорхола. Именно на Энди и на жизнь его окружения походила пестрая жизнь новых академиков с их раскованно-рискованными нравами.

Время субъективно. В девяностом, когда все открылось и все были уже не то чтобы юны, но очень молоды, семь лет было больше, чем вечность. Но они прошли, и как только прошли, то оказалось, что пролетели. Будущее в 1989 году представлялось безбрежным оранжевым морем, прямо как то, что плещется на техно-психоделическом «Автопортрете». Что там будет, в этом 1996-м, никто не ведал, не гадал. Теперь же эти семь лет превратились в лужицу. Знание того, что было, все уменьшает. Что сего­дня какие-то семь лет девяностых прошлого столетия? Да просто краткий период от развала России до дефолта 1998 года. Что сегодня эти же семь лет жизни Гурьянова? Промежуток между звездностью в группе «Кино» и превращением в звезду неоакадемизма.

Выставка в Музее Стеделек стала, пожалуй, главной европейской выставкой Новой Академии, отметив пик ее расцвета. Вскоре болезнь Тимура Новикова приводит к его слепоте, и стиль жизни резко меняется. Вместе со стилем жизни меняется и курс Новой Академии, что отмечено акцией «Сожжение сует», устроенной в Кронштадте в 1998 году и посвященной Савонароле, на костры которого Флоренция конца кватроченто была обязана сносить, частью добровольно, частью по принуждению, предметы роскоши и искусства. Акция состояла в том, что несколько художников в сопровождении прессы, интеллигентных тусовщиков и юных лимоновцев отправились на остров, где они предали огню некоторое количество своих и чужих произведений. Публично уничтожать плоды чьего-либо труда, пусть даже своего, отвратительно, как был отвратителен и фанатизм Савонаролы. Сохранившееся видео, на котором слепой Тимур Новиков в сопровождении очень серьезного и ничего не понимающего национал-большевистского мальчишки руководит оравой жаждущих пиара богемщиков, которые во главе с Мамышевым-Монро из кожи лезут, чтобы угодить в камеру, выглядит не триумфом воли, а мелким бесом. Основатель Новой Академии велик, конечно, тем, что мудро переориентировался на внутренний рынок, предвосхитив грядущее противостояние России разлагающемуся Западу, Энтео и публичное уничтожение хамона с пармезаном, но вид акции угрожающе убог. Георгия Гурьянова в Кронштадте не было. Он в том же 1998 году пишет картину «Гребцы», ставшую афишей Gay Games в Амстердаме, альтернативных Олимпийских игр – мероприятия, призванного утвердить в мире толерантность, насаждаемую развратным Западом и столь сегодня России чуждую.

Фото предоставлено пресс-службой Георгий Гурьянов в своей мастерской на Фонтанке, 145; начало 1990-х.

Картина принесла Гурьянову мировую известность, и, наверное, это лучшее его произведение. «Гребцы», предназначенные для Gay Games, «Веселых игр», полны меланхолии, ее герои как будто обращены к прошлому – Гурьянову удалось отразить весь дикий романтизм богемных лет – и удальство, и любовь, и безнадежность, и горький хмель – и создать произведение, в бесстильные девяностые утверждающее стиль. Это не приветствие и ожидание, а прощание. Девяностые подошли к концу, началось новое тысячелетие, Новая Академия сильно изменилась, но Георгий Гурьянов, формально участвуя в объединении «Новых серьезных», стоял в стороне от всяких изменений. Закончился двадцатый век, в новом тысячелетии Гурьянов уже ничего принципиально нового не делал, застыв холодной и яркой Звездой. Любой его поступок и любое слово представлялись великолепными, и его фразу «Мое произведение искусства – я сам» многие восприняли слишком буквально. Если бы это было так, то Георгия Гурьянова ждала бы участь Себастьяна Хорсли, который был звездой, быть может, не менее яркой, но гораздо более слабым художником, – Хорсли через несколько лет забудут. Георгий Гурьянов же останется тем, что он есть на самом деле, – крупным живописцем последних лет второго тысячелетия от Рождества Христова.

Текст ~ Аркадий Ипполито

Источник

В интервью Billboard.com Ричи рассказал о своих ближайших планах: "Мне 70, так что я могу поиграть рок-н-ролл несколько дней. Мы собираемся сделать четыре или пять концертов, скорее всего в Англии, Германии и Швеции. Просто поиграть старые рок-вещи Deep Purple и Rainbow. Я делаю это ради фанатов, ради ностальгии. И певца я нашел очень классного - нечто среднее между Дио с Фредди Меркьюри. Это будет означать продвижение нового вокалиста в массы, и я уверен, что он станет довольно известным, потому что у него есть голос!" Блэкмор отказался раскрыть других музыкантов, которые будут участвовать в шоу, потому что контракты еще не подписаны, ведутся переговоры, но сказал, что никого не будет из известных имен из его предыдущих групп. Он планирует снять фильм и сделать запись выступления для будущего релиза. Карлсон обещал вернуться - он возвращается!

nazar1937

Большой концерт пройдет 1 ноября в клубе Yotaspace

Эта мощная музыкальная организация была центром столичного рок-движения второй половины 1980-х гг. И в этом году она отмечает свой тридцатый юбилей, на котором соберутся группы, бывшие неотъемлемой ее частью: «Ногу Свело!», «Крематорий», «Вежливый Отказ», «Прощай, молодость!» и «Чудо-Юдо». Также в прямом эфире из Санкт-Петербурга пройдет трансляция выступления группы НАИВ.

фото: morguefile.com

Московская городская творческая лаборатория рок-музыки была организована в 1985 году при Главном управлении культуры Исполкома Моссовета и объединила практически все существовавшие рок-команды «золотого подполья 80-х»: «Звуки Му», «Ва-Банкъ», «Крематорий», «Бригада С», «Браво», «Коррозия металла» и др. Благодаря рок-лаборатории, которую с 1986 года возглавила директор Ольга Николаевна Опрятная, многие музыканты получили возможность официально выступать с концертами и распространять свои альбомы.

«Рок-лаборатории удалось собрать почти все московские команды того времени и на несколько лет удержать их «под колпаком у Мюллера», - рассказал лидер группы «Крематорий» Армен Григорян. - вместе с тем нам дали возможность выступать, заявлять о себе и двигаться вперед».

Первый крупный концерт Московской творческой лаборатории рок-музыки состоялся в 1986 г. в ДК им. Курчатова, где выступили группы «Звуки Му», «Браво», «Бригада С», «Вежливый отказ», «Центр» и «Николай Коперник». Затем все основные мероприятия рок-лаборатории проходили в ДК им. Горбунова, и именно «Горбушка» стала традиционным местом проведения так называемого «Фестиваля Надежд». При рок-лаборатории в Старопанском переулке существовала студия звукозаписи Виктора Алисова и Александра Агеева «Колокол», которая распространяла магнитофонные записи московских, питерских, уральских и сибирских рок-групп. В 1987-м году был издан журнал Московской рок-лаборатории «СДВИГ», а в 1988-м – первый номер газеты «СДВИГ-афиши», выпускаемых бессменным редактором Владимиром Марочкиным. В 1989-м году в телепередаче «Музыкальный ринг» состоялся рок-мост «Рок-Москва против Рок-Ленинграда» с участием групп «Вежливый Отказ», «Звуки Му», «Центр».

В конце 1980-х группы Московской рок-лаборатории «прорвались» на Запад: «Звуки Му» играли в Великобритании, «Ва-Банкъ» - в Германии, «Бригада С» - в США. В 1989 году на Московском музыкальном фестивале мира в Лужниках вместе с Bon Jovi, Scorpions, Ozzy Osbourne, Motley Crue выступили рок-лабораторские группы «Бригада С» и «Нюанс». В это же время был выпущен спецномер культового американского фанзина «Maximum Rock’n’Roll», целиком посвященного Московской рок-лаборатории. Летом 92-го в связи с экономическими реформами в стране Московская рок-лаборатория прекратила свое существование.

Александр «Чача» Иванов (НАИВ):

Это было невероятно. Московская рок-лаборатория давала путёвку в жизнь таким людям, которым в то время, в том советском обществе вообще ничего не светило, возможность совершенно легально исполнять музыку собственного сочинения на сцене с профессиональным оборудованием. В это сложно поверить теперь, особенно тем, кто не застал это время, но это тогда было верхом беспредела, диссидентства и свободы. По крайней мере, для моего поколения. Так что я оцениваю роль МРЛ как положительную для общества в целом, а лично для себя – определяю их роль в моём становлении как артиста как исключительно-положительную.

Макс Покровский («Ногу свело!»):

Во-первых, хочу сказать, что группы «Ногу Свело!» не было бы на свете вообще, если бы ни Московская рок-лаборатория. В те годы, когда она существовала, для таких, как мы, коллективов это был единственный шанс. Прежде всего потому, что она оказывала материальную поддержку, не менее важной была и та культурная среда, которая создавалась среди рок-лабораторских групп на концертах и фестивалях. Например, наше внятное существование началось с «Фестиваля Надежд», и затем мы уже стали потихонечку, помаленьку развиваться. Очень помогла рок-лаборатория в хорошем смысле с бюрократической точки зрения, потому что меня снабжали всей необходимой документацией. По сути дела, это были простые письма, которые подтверждали то, что я являюсь руководителем группы при официальной организации под названием рок-лаборатория. И я, таким образом, мог просто ходить по городу, что я и делал, и искать репетиционные базы. А репетиционная база в те годы была необходимым условием существования группы, поскольку была такая техника, что дома особо не порепетируешь. Можно было, конечно, но это было намного сложнее. Все-таки, репетиции в настоящей комнате с каким-то подобием усилителя, с каким-то подобием звукоусиливающей аппаратуры - это все было очень важно для того, чтобы коллектив жил и не загнулся, поэтому мои слова, что без рок-лаборатории не было бы группы «Ногу Свело!» не являются преувеличением, не являются праздничным тостом ко Дню рождения рок-лаборатории.

Наталья Малахова

Источник