О.Чиж― 15 часов и 6 минут в Москве. Оксана Чиж, Алексей Гусаров. А персонально ваш сегодня музыкант Андрей Макаревич. Добрый вам день!
А.Макаревич― Всем привет!
А.Гусаров― Андрей Макаревич. Честно говоря, мне так страшно, что я готов просто под стол уползти, потому что я ваши песни пел с 8-ми лет. То есть каждый день я ставил вашу кассету, брал скакалку и пел как в микрофон. И так было года три-четыре.
О.Чиж― Для тех, кто делал то же самое, что и Алексей Гусаров и не только для них — телефон для sms: +7 (985) 970 45 45 принимает вопросы к Андрею Макаревичу.
А.Макаревич― Я никогда не предполагал, что они годятся для прыганья со скакалкой, честное слово…
А.Гусаров― Я пел в нее как в микрофон. Это был мой микрофон.
О.Чиж― Это просто было удобно и по аэродинамике, видимо…
А.Макаревич― Ну да, понимаю.
О.Чиж― Но у нас сегодня есть возможность спросить вас не только про музыку, а про нашу действительность, что ли…
А.Гусаров― Давайте начнем серьезные темы. Вы следите за процессом по делу Савченко?
А.Макаревич― Не могу сказать, что я специально слежу, но, во всяком случае, это все настолько на виду, что я в курсе происходящего.
А.Гусаров― Оно подходит к финалу, и Надежда Савченко говорит, что она объявила сухую голодовку, и ее адвокаты говорят, что она уже сутки не пьет воды и говорит, что он так намерена продолжать, если ее не отправят обратно на Украину.
А.Макаревич― Она — мужественный человек. И вообще, я не берусь давать советы до того момента, когда у меня этого совета не попросили. Но поведение ее вызывает восхищение.
А.Гусаров― А поведение суда и властей?
А.Макаревич― Можно я не буду комментировать, а то я сорвусь на ненормативную лексику?
О.Чиж― Вы понимаете, зачем это каким-то людям наверху?
А.Макаревич― Нет.
О.Чиж― Потому что я не могу для себя объяснить…
А.Макаревич― Нет, не понимаю. Я думаю, что на самом верху об этом как-то не особенно и думают – там других проблем хватает. А вот в том звене, ниже среднего, которое этим занимается, есть очень большое желание выслужиться и быть лучше всех.
А.Гусаров― То есть, получается, сейчас жизнь человека зависит от желания другого человека получить звездочку на погоны?
А.Макаревич― А что, здесь когда-то иначе было? Возможно, им год назад дали задание – и вот как бы замены не поступило, вот они его и исполняют рьяно, понимаете?
А.Гусаров― Вы не верите, что будет дан задний ход в каком-то случае?
А.Макаревич― Мне бы очень хотелось.
О.Чиж― А там еще есть резерв для заднего хода? Там остались люди, которые в состоянии?.. Потому что переигрывание – это в некоторой степени признание ошибки.
А.Макаревич― Не знаю. Надежда всегда есть, иногда она причудливым образом реализуется в самые неожиданные моменты.
О.Чиж― Вы в самом начале этого разговора сказали, что вы не даете совета до того момента, пока его не попросят.
А.Макаревич― Да.
А.Макаревич: Савченко — мужественный человек. Поведение ее вызывает восхищение
О.Чиж― Но, если абстрагироваться, собственно, от Надежды Савченко, такие формы протеста, как сухая голодовка – это насколько… не то что целесообразно – просто мы живем в такой действительности, что кажется, что ты себе этим больше вредишь, чем чего-то добиваешься.
А.Макаревич― Слово «целесообразно» здесь не очень подходит. Наверное, с точки зрения абсолютной рациональности, это нецелесообразно, потому что человек в любой ситуации должен сохранить себя морально и физически. Морально она себя сохранила. Надо себя сохранить физически, постараться все-таки победить, если ты уверен в своей правоте. Я очень надеюсь, что до летального исхода не дойдет.
О.Чиж― Но есть ощущение, что у нас такой системный кризис с приоритетами – что в себе сохранять в первую очередь: моральную составляющую или физическую?
А.Макаревич― Я не знаю. Если бы она не объявила голодовку, она что, намного бы хуже выглядела в этой ситуации? Я читал ее последнее слово. Дай бог, чтобы к 9-му числу у нее хватило сил физических его прочитать.
А.Гусаров― А вас зацепило это выступление?
А.Макаревич― Да, вполне. Я понимаю, что для нее это очень важно.
А.Гусаров― А для вас, как для гражданина России, для остальных?
А.Макаревич― Я принципиально нового ничего оттуда не узнал. Но, с точки зрения эмоций, вообще, молодой женщины, которая находится в такой ситуации, это сильно.
О.Чиж― Как вы считаете, 146 миллионов человек, которые сейчас живут в стране, они в состоянии посмотреть трезвыми глазами на этот процесс?
А.Макаревич― Нет.
О.Чиж― Вот, если его, скажем, завтра будет показывать беспристрастное телевидение, вот, если мы живем в какой-то новой реальности.
А.Макаревич― Нет, не в состоянии. Я думаю, что очень небольшая часть в состоянии посмотреть вообще непредвзято на происходящее. Очень небольшая часть будет смотреть на это непредвзято, с другой стороны, совсем. И большая часть будет смотреть так, как им показывают.
О.Чиж― Вот, казалось бы, что сейчас есть какие-то альтернативные источники информации. На самом деле мир-то 1-м каналом, или 2-м каналом и НТВ не ограничивается. Казалось бы, интернет есть почти у всех.
А.Макаревич― Во-первых, он пока еще далеко не у всех; во-вторых, люди живут в такой ситуации, что им не до этого интернета. Они по горло в своих заботах: как вылечить бабушку, как устроить ребенка в детский сад, как расплатиться с этой ипотекой. И им еще потом садиться и выбирать из 500 каналов тот, на котором…
А я ни одному каналу сегодня не верю. К сожалению, мир стал, настолько виртуальным, что «втереть» можно все что угодно. И это будет втерто. И у меня нет веры и американским каналам, и украинским каналам. А я не знаю, правда это или нет. Каждый играет на своем поле, у каждого есть свои интересы.
А.Гусаров― А что делать в такой ситуации, когда нет веры никому?
А.Макаревич― Это чудовищная ситуация, потому что я недавно сравнительно себя в ней ощутил. Все-таки мы жили в стране, когда во что-то всегда вверили. Надежда какая-то остается на какие-то все-таки границы, на какой-то изначальный разум, который в нас должен присутствовать от Боженьки.
А.Гусаров― А можете рассказать, с какого момента вы оказались в такой ситуации? Что произошло, после чего вы перестали верить?
А.Макаревич― Да нет, это не в один день произошло. Просто в какой-то момент ты погружаешься в это море информации… И интернет – это, вообще, гениальная поляна для вранья. Еще с этой анонимностью… Ну просто отрада.
О.Чиж― Но, с другой стороны, отмени завтра анонимность в интернете, так…
А.Макаревич― А что произойдет, скажите?
О.Чиж― У кого-то звезд станет больше на погонах.
А.Макаревич― Почему?
О.Чиж― Ну, потому что, как мы знаем, у нас за комментарии в соцсетях можно попасть под суд.
А.Макаревич― Так и так попадают, и так разыскивают. Значит, учитывай такое положение, но не давай комментарии, за которые тебя точно завтра посадят.
О.Чиж― Какая-то волатильная ситуация, потому что иногда можно написать что-то, что вроде…
А.Макаревич― …И нормально, а они считают, что нет
О.Чиж― А они считают, что не очень.
А.Макаревич― В этом случае аватар не спасает, как мы уже с вами заметили. Находят довольно легко.
О.Чиж― Я вот вспомнила в связи с этим про дело в Ставрополе, которое сейчас идет. Там человек под процессом находится как раз за комментарии в социальной сети, а комментарий значился как «Бога нет».
А.Макаревич― Да-да.
А.Макаревич: Морально она себя сохранила. Надо себя сохранить физически, постараться победить
О.Чиж― Казалось бы, понятно, что тезис спорный, не все с ним согласны…
А.Макаревич― Он точно такое же спорный, как то, что Бог есть.
О.Чиж― С таким же успехом можно Ницше изымать в книжных магазинах. Значит, получается, что фактически любой комментарий может быть трактовкой для органов правоохранения.
А.Макаревич― Да. И потом, простите меня, я не самый старый человек на свете, но нас в советских школах учили, собственно говоря, атеизму. И я это очень хорошо помню. Это у меня тоже вызывало некоторые сомнения.
Это очередная глупость. Сейчас происходит такое количество глупостей, что счету им несть. А по поводу анонимности… Знаете, я могу сказать, что один был бы плюс, безусловный: количество безответственного анонимного хамства сильно бы сократилось, и интернет в этом смысле стал бы чище, и в него было бы приятнее нырять.
А.Гусаров― А вы сами сталкиваетесь с таким проявлением хамства?
А.Макаревич― Конечно.
О.Чиж― В соцсетях?
А.Макаревич― В соцсетях, естественно.
О.Чиж― Вы сталкиваетесь еще и с анонимными звонками, вернее, не вы…
А.Макаревич – Я― нет.
О.Чиж― … А история, о которой стало известно, если я не ошибаюсь позавчера. Вы написали про ДК Ленсовета в Санкт-Петербурге, который решил не проводить ваш концерт после поступивших звонков с угрозами.
А.Макаревич― Да. Вот это тоже какая-то ситуация из мира абсурда, потому что, если тебе звонят с угрозами – не важно, ты директор ДК или ты живешь в квартире, или ты директор завода – вообще, это уголовно наказуемая статья. Это от телефонного хулиганства до телефонного терроризма – один шаг. Вместо того, чтобы подключить соответствующие органы, которые сегодня довольно легко вычисляют этих людей, они решают: «Да нет, пусть лучше несколько тысяч человек вернут свои билеты», — из-за того, что три дурачка им позвонили, а может, один, а может быть, вообще никто не звонил. Мы не знаем этого.
О.Чиж― Вчера полиция Петербурга скажет, что проверит эту информацию, я имею в виду сообщение об угрозах…
А.Макаревич― Как они будут это проверять теперь?
А.Гусаров― А вы сами как думаете, это связано с вашей позицией по Украине?
А.Макаревич― Я стараюсь не думать на темы, которые от меня не зависят, понимаете? Вот у меня в Питере концерт через 4 дня, 7 марта. Там почему-то все в порядке, слава богу. В зале филармонии. Ну, наверное, потому что там ответственно относятся к своему делу, к своей работе. А что в Ленсовете происходит – не знаю.
О.Чиж― Будем надеяться, что слушатели, которые собирались пойти в ДК Ленсовета, смогут пойти на ваш концерт через 4 дня.
А.Макаревич― Там другая немножко музыка, другие музыканты. Кто-то хотел «Машину времени» увидеть. Я еще не теряю надежды, что это как-то утрясется. Может быть, его перенесут в другой зал, потому что, мне кажется, что это проще, чем заниматься сейчас возвратом денег за билеты.
А.Гусаров― А вас информируют о том, какая там сейчас текущая ситуация?
А.Макаревич― Когда принимается какое-то решение, конечно, информируют. Но, вообще, у меня есть директор, там есть принимающая сторона – они между собой общаются, я как-то в это не очень лезу. У меня своих забот хватает.
А.Гусаров― Была еще история с отменой концерта в Екатеринбурге.
А.Макаревич― Это вообще темнейшая история, мутнейшая, непонятная, потому что в конечном счете выяснилось, что все за – все. Ройзман – безусловно. Губернатор — за, с которым я разговаривал по телефону; директор зала «Космос» — за; а представители президента заявили возмущенно, что ничего они не запрещали и не запрещают, то есть тоже за – а концерт отменяется.
О.Чиж― Кстати, по поводу позиции губернатора – вышло его интервью на ресурсе znak.com. «Еще одно событие, — спрашивает корреспондент, — со скандальным оттенком – отмена концерта Андрея Макаревича в Екатеринбурге…». Вы знаете эту историю…
А.Макаревич― Да, я читал это интервью. Он все там очень точно рассказывает о нашем разговоре. И он говорит: «Я могу позвонить директору этого зала, но это зал городской, он не мне подчиняется». Ройзман с ним уже разговаривал. Директор зала говорит: «Хорошо-хорошо…». К нему приходит устроитель – директор говорит: «Все нормально, только указаний мы не получили». – «От кого?» — «Ну вот… мы не получили указаний».
О.Чиж― Какие-то абстрактные указания.
А.Макаревич: Я ни одному каналу сегодня не верю. Мир стал настолько виртуальным, что «втереть» можно все что угодно
А.Макаревич― Какие-то откуда-то должны прийти указания. А, может быть, он так говорит, потому что он чего-то боится. Он сам не знает, чего он боится. И я за две тысячи километров, разбираться в этом очень сложно.
О.Чиж― Губернатор говорит, что он предлагал два других варианта, «но, как я понял, площадки не подошли из-за размера».
А.Макаревич― Конечно. Это маленькие залы, там просто «Машина времени» не поместиться со своей постановкой.
О.Чиж― Будем надеяться, что там все-таки состоится этот концерт рано или поздно…
А.Макаревич― Я надеюсь. Бог троицу любит: три раза отменили подряд.
О.Чиж― За какой промежуток времени?
А.Макаревич― За год.
О.Чиж― Ох!
А.Макаревич― Знаете, очень смешно. Я помню советские времена. «Машине времени» — она уже была в Росконцерте, и, в общем, нам можно было выступать по всему Союзу. Нас, естественно, не пускали за границу, и ни в коем случае нельзя было выступать в Москве. Вот сейчас ровно наоборот: в Москве — можно, никаких вопросов не возникает; чем дальше от Москвы, тем больше проблем начинается. Я так понимаю, что, действительно, это не сверху идет какая-то команда, а это команда, может быть, которая была дана сверху полтора года назад – вот о на сейчас по нашим бескрайним просторам докатилась до периферии.
О.Чиж― Она гастролирует вместо вас.
А.Макаревич― Да-да-да. И вот они сейчас ее прямо осуществляют… Это очень смешно всё.
О.Чиж― Андрей Макаревич сегодня персонально ваш. Телефон для sms: +7 (985) 970 45 45.
Вы уже сами вспомнили про советское время. Вас спрашивают и про него тоже. Во-первых, наш слушатель из Пензы пишет, что ему как-то дышалось свободнее. Многие вас спрашивают про отношение к эпохе Горбачева, потому что, действительно, справляли юбилей на днях, и опросы проводились среди населения Российской Федерации с очень неоднозначными результатами. Для вас эта эпоха: больше хорошего или больше плохого?
А.Макаревич― Конечно, больше хорошего. Для меня это было совершенно волшебное время. Я должен вам сказать, что мы живем в удивительно неблагодарной стране, потому что все хорошее, что произошло, почему-то забывается, а все плохое, что этому сопутствовало, раздувается и вывешивается на флаг. Я еду в поезде: проводница костит Горбачева, ругает и говорит: «Знаешь, на корейской машине езжу!» Я думаю: «Ты бы при советской власти поездила на машине… На «Запорожец» 20 лет копила».
Благодаря Михаилу Сергеевичу… Понимаете, есть мир политиков, глав стран, которые решают какие-то проблемы своих стран, международные проблемы; а есть народ, народы земли. Это, все-таки… сколько у нас? – 9 или 8 миллиардов.
А.Гусаров― Примерно так, да.
А.Макаревич― И вот Михаил Сергеевич изменил в корне отношение между гражданами нашей страны и гражданами мира. Вдруг весь мир увидел, что мы не черти с рогами и с атомной бомбой в руках, а мы такие же живые люди, мы тоже любим своих детей, мы тоже любим радоваться, мы хотим и умеем дружить. Я в это время ездил по миру, и я видел глаза этих людей. Для них это было невероятно радостное открытие, может быть, даже большее, чем для нас. Вот за это ему уже надо поставить памятник. Сейчас, к сожалению, все это обратно сворачивается, но это было.
О.Чиж― Интересно, почему сворачивается? То есть интересно как раз с позиции той, второй части мироустройства, про которое вы говорите – вот есть народ. Тогда, в свое время почему-то после десятилетий изоляции все открыто посмотрели на мир…
А.Макаревич― Ну да, а потом подумали, что манная каша с неба потечет. А оказалось — нет. Этот мир довольно жесткий и надо самому работать, а не ходить в НИИ и делать вид, что работаешь, а они будут делать вид, что они платят. И многие к этому оказались не готовы. И среди моих друзей были такие, серьезные научные работники, которые говорили: «Елки палки! Я сидел в своем КБ – мне на колбасу, на кефир и на водку всегда хватало. Книжки приносили перепечатанные, ни черта мы не делали. 130 рублей в месяц – нормально выпить вечером…». Тут вдруг – боже! – надо же что-то делать, куда-то идти, что-то придумывать, доказывать свою компетентность, свою нужность. Но это и есть отбор лучших, ребята. Так так и надо.
О.Чиж― Как-то интуитивно казалось, что этим синдромом переболели в 90-е и приняли тот факт, что нужно что-то делать, чтобы зарабатывать.
А.Макаревич― Ну да. Все пошли в бандиты в основном. А девушки – сами знаете, куда. Стали зарабатывать. Вот.
А.Гусаров― Сейчас как-то стали ответственней люди — как вы считаете?
А.Макаревич― Кто-то да, кто-то нет. Я не владею статистикой. Я очень не верю сильно при всем добром отношениям ко всяким нашим центрам, которые проводят…
А.Гусаров― А по вашим собственным ощущениям?
А.Макаревич― Кто-то – да, кто-то – нет. Не знаю, в каком процентном отношении. Я вижу людей, которые, лбом пробивая, строят фирмы удачно, борясь с идиотизмом чиновников на местах и прочее. А кто-то пьет. У кого-то не хватает внутреннего стержня и желания рисковать и бороться за это дело.
О.Чиж― А как та получилось – собственно, к чему я и вела – что мы сознательно стали отказываться от какой-то открытости границ?
А.Макаревич― Мне нравится «мы». Вы стали?
О.Чиж― Стараюсь, нет…
А.Макаревич: Это команда, которая была дана сверху полтора года назад – вот она сейчас докатилась до периферии
А.Макаревич― Я тоже — нет. Смотрите, нас уже двое. По-моему, трое. Границы пока еще, слава тебе господи, открыты. Но так умудриться испортить отношения со всем миром – надо иметь очень большой талант к этому, очень большой. Потому что выстраиваются дружеские отношения трудно и долго. Разрушить это можно в одно мгновение каким-то не обдуманным решением, каким-то необдуманным поступком или чередой поступков.
А.Гусаров― А вы, когда гастролируете, по миру, я имею в виду, вы сталкиваетесь с каким-то изменившимся отношением к России, к россиянам, например.
А.Макаревич― Нет. Я, правда, в основном вижу отношение непосредственно к нам, к тем, кто вышел на сцену. Оно очень хорошее везде. И к россиянам я не вижу никакого негатива. Меня поразили в Канаде какие-то орлы – человека два-три, — которые пришли с плакатами против того, что…
О.Чиж― Нечего вам здесь выступать….
А.Макаревич― Не в этом смысле даже; что «мы не хотим оппозиционеров здесь, мы за Путина, мы патриоты!» Я говорю: «Ребята, если вы патриоты, чего вы тут-то делаете? Если вы такие патриоты, езжайте в Москву – там нужны ваши руки. А лучше – в Сибирь». Засмущались.
А.Гусаров― Слушатели спрашивают, почему вы перестали писать открытые письма президенту?
А.Макаревич― Потому что это бессмысленно. Это бессмысленно, и, честно говоря, в мире такое количество более интересных занятий, и жизнь так коротка…
А.Гусаров― То есть уже нет надежды.
А.Макаревич― Ну, он же на них не отвечает. Я сильно сомневаюсь, что он их и читает. А писать аппарату какому-то безликому, чтобы они галочку поставили – зачем?
А.Гусаров― Понятно.
О.Чиж― Не знаю. Мне всегда казалось, что открытые письма, они, может быть, наполовину для того, чтобы их прочитал адресат, а наполовину для того, чтобы выразить свою позицию.
А.Макаревич― Совершенно верно: показать свою позицию. Ну и так мою позицию все знают. Сколько можно ее показывать? Я лучше буду музыкой заниматься.
О.Чиж― Скажите, пожалуйста, вот сейчас есть ощущение, что Украина с повестки информационной сошла, и мне казалось, что вслед за этим немножко стихнет и накал вот этого вот поиска: кто патриот, кто не патриот; кто правильный музыкант, кто неправильный художник и так далее. Есть такая тенденция?
А.Макаревич― Очень хочется желаемое принять за действительное. Вы знаете, когда из людей выпустили бесов, загнать их обратно очень сложно. Тем более, что церковь этим заниматься у нас не собирается. Это очень сложно.
А.Гусаров― Вот, кстати, о бесах. Тут один депутат Госдумы – я уж не буду называть его фамилию, чтобы его не пиарить – усомнился в сталинских репрессиях…
А.Макаревич― Какой молодец!
А.Гусаров― Он в интервью – это интервью есть везде – называл Сталина величайшим политиком. Он говорит, что репрессии такого масштаба, как миллионы людей убивали – не было. Почему — потому что никого из его семьи не репрессировали. И он говорит, что не должны были убивать в колониях людей, потому что это невыгодно.
А.Макаревич― Действительно…
О.Чиж― В экономическом смысле невыгодно?
А.Гусаров― Да, люди валят лес. …Это невыгодно.
А.Макаревич― Ну да. Может быть, его семья была из числа тех, кто репрессировал просто? Тогда, наверное, да…
А.Гусаров― Как вы считаете, это какая-то общая тенденция уровня цинизма?
А.Макаревич― Периодически это возникает. И я не знаю, до какой степени это инициатива на местах, а до какой степени это такое подмигивание сверху, не знаю.
А.Гусаров― Вас это пугает или не трогает?
А.Макаревич― Не очень мне нравится.
О.Чиж― Я понимаю, что депутаты – это, как правило, у нас радикальный случай – не хочется говорить «безумие». Но каких-то странных точек зрения — часто представители их являются как раз у нас членами парламента. Но на самом деле есть все-таки какая-то довольно ощутимая прослойка людей в обществе, которые считают, что «Сталина на вас нет!» — ну, условно. И я не понимаю, как это соотносится. То есть, возвращаясь к тому вопросу про эпоху Горбачева – тут есть у ВЦИОМа 24% респондентов, которые считают бывшего президента СССР преступником, сознательно развалившим великую державу, то есть они вот здесь вычленили именно это – а в эпохе Сталина никто ничего плохого почему-то среди них не заметил.
А.Макаревич― Это очень просто. Михаил Михайлович Жванецкий гениально это определил. Он говорит: «Ну, конечно, есть такие, потому что тогда каждый чувствовал, что он участвует в управлении страной: он писал донос – и вечером за человеком уже приезжали». То есть все работало: Вот, я же делаю нашу страну лучше!
О.Чиж― Интересная форма участия. Хорошо бы, конечно, ее особенно не повторять. У нас впереди сейчас несколько минут новостей. Скоро вернемся в эту студию. Напоминаю телефон для sms: +7 (985) 970 45 45.
НОВОСТИ
А.Гусаров – 15―35 в Москве. Оксана Чиж и Алексей Гусаров. В студии Андрей Макаревич. Недавно прошел благотворительный аукцион, на котором вместе с картиной Шагала были выставлены ваши картины.
А.Макаревич― Да.
А.Макаревич: Вдруг весь мир увидел, что мы не черти с рогами и с атомной бомбой в руках, а мы такие же живые люди
А.Гусаров― Живопись – это новый этап в творчестве?
А.Макаревич― Ну какой же НРЗБ. Я этим занимаюсь с детства. Вообще говоря, это моя профессия. Потому что музыке меня не учили, а вот этому меня учили в архитектурном институте. Так что я скорее художник, чем музыкант.
Могу сказать, что у меня было около 40 персональных выставок по всему миру. И довольно часто бывают выставки в Москве. И весьма часто я представляю работы вот на такого рода благотворительные аукционы, акции. Просто я не считаю нужным об этом кричать, это, по-моему, не очень прилично.
А.Гусаров― Нас слушатели спрашивают: «Что вам доставляет, — ну, наверное, странный вопрос, — большее удовольствие: музыка, живопись или что-то еще?»
А.Макаревич― Это совершенно разные вещи. Потому что, когда ты работаешь над какой-то картиной, ты совершенно один. Ты, с одной стороны, сосредоточен, с другой стороны, ты абсолютно отключаешь голову, чтобы она тебе не мешала. А когда ты выставляешь картину, скажем, на выставку, ты уже понимаешь, что это отделившийся от тебя ребенок. Ты уже ее не будешь перерисовывать. Вот она как получилась, так она и получилась. Поэтому я себя немножко дураком себя немножко чувствую, когда ты стоишь на фоне того, что ты сделал неделю назад.
А с музыкой совсем по-другому. Вот как раз для музыки необходим контакт с теми людьми, для которых она делается, поэтому хорошие концерты, — будь то маленький клубик или огромный зал – это очень важная энергетическая штука, и это доставляет огромное наслаждение.
О.Чиж― А почему? Музыка больше подчинена сегодняшнему дню и, соответственно, психологии человека, который является ответчиком искусству?
А.Макаревич― Нет, не в этом дело. Просто картины можно рисовать в стол, хотя, в общем, это тоже, конечно, не очень хорошо.
О.Чиж― Немножко терапия.
А.Макаревич― Но они могут полежать годик-два – ничего с ними не будет. А музыку в стол играть нельзя. Во всяком случае та музыка, которой я занимаюсь, она требует реализации немедленной.
О.Чиж― Вопрос как к художнику, причем довольно внезапный. Тут британские ученые…
А.Гусаров – А―а! Это потрясающая история, да.
О.Чиж― Британские ученые, они, вообще, странные ребята иногда, как мы знаем из-за заголовков различных. Но тут они решили выяснить личность легендарного художника Бэнкси и вроде как вычислили. Даже посмотрели геолокацию, определили круг подозреваемых среди художников; посмотрели совпадения среди творчества художников и работ Бэнкси…
А.Гусаров― Но тут дело даже в другом. Дело в том, что, поскольку личность установлена, а граффити в Великобритании – Бэнкси знаменит граффити – это, вообще-то, наказуемо административно – там штрафы, — но это считается вандализмом.
Вот как вы считаете – вопрос такой не стоит пока, никто не пришел его арестовывать – но, вообще, нужно ли наказывать за такие вещи?
А.Макаревич― Формально говоря, да. Потому что не все такие талантливые, как Бэнкси, и это называется: просто порча фасадов. Если говорить о граффити – там не часто встретишь что-то достойное, что можно называть искусством.
В Майями, например, есть огромный район, где стены под это специально отпущены, и там периодически перерисовываются какие-то вещи. Огромные картины, и там дико интересно гулять и смотреть, насколько всё по-разному, насколько это стильно, современно – и вот это искусство, безусловно. Бэнкси, с одной стороны, портит фасады, с другой стороны, это в некотором смысле гордость Англии, потому что он все-таки именем страну свою отчасти прославил.
О.Чиж― Ну и фасады с Бэнкси, наверное, более художественны, чем фасады без Бэнкси…
А.Макаревич― Это, смотря какие фасады. Знаете, на Биг-Бене он все-таки не рисует, правда?
О.Чиж― Тут такая же история, как – я не знаю – с уличными музыкантами. Потому что не все уличные музыканты… не все художники не так талантливы, как Бэнкси, не все уличные музыканты – Андреи Макаревичи. Ну вот московские власти решили же их в какой-то момент с улиц убрать.
А.Макаревич― Зато им вроде разрешили теперь играть в метро. Им разрешили играть в метро, выделили им под это дело, насколько мне известно, несколько подземных переходов и станций. Правда, они должны пройти какую-то тарификацию. Не знаю, кто это будет осуществлять.
О.Чиж― Ну какое-то разрешение от города.
А.Макаревич― Да. Но я надеюсь, что выбраны места, где это не будет мешать пассажирам и это будет хорошо. Это теплая история, мне нравится. Всегда красиво, когда теплым летним вечером сидит на Арбате какой-то человек и играет тихонько, и бывают очень симпатичные вещи.
О.Чиж― Просто в этом есть что-то очень такое сегодняшнее: попытаться и там все регламентировать, вот с этими ребятами.
А.Макаревич― Ну их всегда гоняли. Слушайте, а попробовали бы они в советское время выйти – они бы «мяу» сказать не успели.
А.Гусаров― То есть и здесь, получается, возвращается какой-то советский дух.
А.Макаревич― Конечно. Кругами ходим.
О.Чиж― Про то, что можно рисовать, а то, чего нельзя рисовать. Вот сегодня все в Госдуме возмущаются карикатурой в британском сатирическом журнале, в котором изображена та самая няня…
А.Макаревич― Слушайте, а до этого был «Шарли Эбдо». Это вопрос этики. Сейчас вообще крыши съехали у всех во всем мире. И вот эти понятия — где добро, а где зло — они, к сожалению, размыты как никогда. И какое-то внутреннее этическое чувство у некоторых людей отсутствует напрочь. Может быть, это болезнь. Может быть, скоро выявят вирус, который эту болезнь вызывает.
А.Гусаров― Вы имеете в виду авторов карикатур.
А.Макаревич― Да.
А.Гусаров― А нужно, вообще, обращать внимание на это?
А.Макаревич― Для тех, кто спокойно их рассматривает, ничего при этом не испытывая. Вообще, нужно на это обращать, если этого не происходило, а потом происходит. Есть граница, ее трудно математически вычислить; это не математика, но она, безусловно, есть. Мы поэтому люди, а не животные – что мы чувствует эту границу. Если кто-то не чувствует – что-то у него с душой не так.
А.Макаревич: Музыку в стол играть нельзяТа музыка, которой я занимаюсь, она требует реализации немедленной
А.Гусаров― Но есть мнение, что карикатура должна бить по больным точкам…
А.Макаревич― Карикатура должна при этом оставаться в рамках этого человеческого и этического и, желательно, быть смешной.
О.Чиж― Честно, вот так внутренне у меня больше вопросов к людям, которые покупают и читают, чем к тем, которые публикуют, потому что те, которые публикуют – я не могу для себя объяснить, что закон касается всех о свободе информации, но вот вас не коснется… Это как раз то, о чем говорите НРЗБ.
А.Макаревич― Нет, я считаю, что человек, который это публикует, он берет на себя очень большую ответственность. Он это сразу показывает, рассказывает огромному количество людей. Мне кажется, в первую очередь должен думать. У французского журнала этого была такая позиция: вот они такие чернушники и беспредельщики. Я это не одобряю. Хотя, с другой стороны, вот я могу сказать: когда я был маленький, была такая большая книжка французского карикатуриста Жана Эффеля «Строение мира. Строение человека». Это было смешно и довольно беззлобно нарисовано. Был Боженька нарисован – как он Адама делает, потом — Еву. И никому в голову вообще не приходило, что это может оскорбить какие-то религиозные чувства. Все были нормальными людьми.
А.Гусаров― Подобная Библия была, кстати во времена, когда я был ребенком. У меня была такая книжка: Библия в карикатурах. Я сейчас с трудом представляю, чтобы ее продавали, если честно.
А.Макаревич― Ну хорошо, атеизм атеизмом. Во Франции не было такого атеизма. Они продолжали ходить в церковь, но они не обижались на это. Да, вообще, верующий человек, по-настоящему верующий не может на это обижаться. Это настолько меньше его веры… да даже смешно об этом говорить.
А.Гусаров― Вот в эти времена, когда смещены понятия, когда никому, в общем-то, нельзя верить, может быть есть какой-то рецепт, который для вас работает – как сохранить трезвую голову?
А.Макаревич― Рецепта у меня, наверное, нет, потому что все люди устроены по-разному. У всех были разные родители, и всех по-разному воспитывали. Я думаю, что все хорошее, что во мне есть – это мне досталось от моих родителей. Вот они так воспринимали мир. Они так воспринимали добро и зло. И я их воспринимаю так же.
О.Чиж― Но ведь на самом деле все воспитывались по более-менее понятным принципам: нельзя красть, нельзя убивать, нельзя бить людей, нельзя унижать людей и тому подобное…
А.Макаревич― Абсолютно точно. Совершенно верно!
О.Чиж― Но как-то получается, что кто-то эти штуки пронес до взрослого состояния, а кто-то решил на что-то закрывать глаза.
А.Макаревич― Значит, кого-то воспитали хорошо, а кого-то плохо, а кого-то не воспитывали вообще.
О.Чиж― Не может же быть так, чтобы несколько миллионов людей подменяли веру возмущениями, например?
А.Макаревич― Ну кто их считал? Достаточно разораться десяти – и нам уже кажется, что их миллион.
О.Чиж― Значит, они очень громкие.
А.Макаревич― Очень громкие. Остальные все очень тихие.
А.Гусаров― А что-нибудь можно противопоставить хору таких громких людей? Песни, картины или другой хор должен быть?
А.Макаревич― Элементарный здоровый смысл и совесть – вот две вещи, мне кажется.
О.Чиж― Как-то они очень тяжело трактуются, по-моему, у нас. То есть, если человеку изо дня в день несколько десятилетий подряд объяснять, что черное – это белое, он, наверное, начнет сомневаться. Но другой вопрос, почему мы так легко, что называется, ведемся на это? Если возвращаться к тем же карикатурам, например – многие отмечали, что судя по всему, в России читателей «Шарли Эбдо» в известный период стало больше, чем во Франции, потому что как бы во Франции отношение к этому, как к какому-то третьесортному изданию.
А.Макаревич― Ну я вас умоляю! Во-первых, действительно, было много шума, и событие было из ряда вон выходящее. Во-вторых, простите, у них полтора миллиона граждан вышли на улицу.
А.Гусаров― Но они вышли на улицу не из-за карикатур, а из-за теракта.
А.Макаревич― Из-за теракта, совершенно верно. Сначала карикатуры, потом теракт, не важно. Вот они отозвались все, их никто не организовывал, не свозил на автобусах, не давал им по бутылке водки за участие – сами пришли. Вот у наших граждан в голове это не у всех укладывается, скажем так.
О.Чиж― А вот почему не укладывается-то? Все же взрослые люди…
А.Макаревич― А потому что жили по-другому, наследие другое, гены другие, к сожалению.
О.Чиж― Просто вопрос мотивации, он же на самом деле необъясним. Никто ведь не стоит с плеткой за спиной, на заставляет учителей своей школы выгонять на митинг.
А.Макаревич― Вот не было бы хуже. А ты сиди тише. А ты будь похитрее. Я все это тоже слышал в детском саду; знаете, такая советская мораль.
О.Чиж – А―а, это мораль: А ты здесь что, самый умный?
А.Макаревич― Да. Тебе что, больше всех надо, что ли?
О.Чиж― Если перевести это на язык цифр опять таки – я понимаю наше отношение к социологии всеобщее — но, например, вышел рейтинг, вышел вчера вциомовский рейтинг относительно того: «Завтра 2018 год, выборы президента – поддержали бы вы Владимира Путина?» В общем, 74% ответили, что да. Был – 61% в 20013-м.
А.Макаревич: Сейчас вообще крыши съехали у всех во всем мире.Понятия — где добро, а где зло — они, размыты как никогда
А.Макаревич― Я вам скажу, ответ здесь на 90% зависит от того – бес-то в мелочах – вот как задается этот вопрос. Люди боятся смертельно. Им кто-то позвонил – неизвестно кто: «Они меня спрашивают про отношение к президенту – да ну их на фиг! – конечно я – за». Потом он повесит трубку и чертыхнется. Слушайте, как у нас поддерживали Лужкова за день до его снятия, вы не помните? А я помню. У него был рейтинг тоже за 80, по-моему, в Москве. А потом вдруг – под ноль – на следующий день.
А.Гусаров― Ну, потому что рассказали, какой он нехороший.
А.Макаревич― Объяснили, да, а все и поверили.
О.Чиж― То есть отсутствие критического мышления, оно у нас во всем проявляется.
А.Макаревич― Отсутствие мышления, вы знаете, критического в том числе!
О.Чиж― Но странно, что с такой легкостью от него отказываются люди.
А.Макаревич― Ну, видимо, им так проще. Кто-то отказывается, кто-то — нет. Кто-то сидит у себя в маленьком доме в Сибири и думает – и все очень хорошо понимает – и думает: «Чего я могу тут сделать, маленький человек? Мне и зарплаты хватает».
А.Гусаров― Тут 8-мартовский опрос: Треть россиян хотят, чтобы на посту президента была женщина. Это, вообще, что-то изменит, если будет?
А.Макаревич― Мне трудно говорить об абстрактной женщине. Знаете, бывают и бабы дуры, поэтому тут по принципам феминизма и сексизма не надо, по-моему, подходить к президенту. Мне кажется, что пол его – это не самое главное. А самое главное – это его образованность и его моральные принципы.
А.Гусаров― Которые от пола не зависят.
А.Макаревич― Которые от пола совершенно не зависят.
О.Чиж― А у нас общество, вообще, готово к женщине-президенту? Кажется, что мы очень консервативно к этому вопросу подходим.
А.Макаревич― Надо сначала показать эту женщину. Если это Маша Распутина, то может, общество и готово — я не знаю, — а если это Галина Старовойтова, прости господи, то, может быть и не готово.
О.Чиж― То есть общество – чем проще… ну «проще» — я очень в кавычках…
А.Макаревич― Ну я сейчас слишком упрощаю, вы знаете. Надо всегда говорить о конкретном человеке. Вот я его, сейчас, к сожалению, не вижу.
О.Чиж― Вообще, сейчас очень много разговоров про выборы и про объединение оппозиции: невозможность объединения оппозиции или все-таки возможность объединения оппозиции. Вы для себя видите, вообще, необходимость и потребность ходить на выборы, скажем, в ближайшем 2016-м году.
А.Макаревич― Вообще говоря, чем меньше людей придет на выборы, тех легче их сфальсифицировать – это математика элементарная. Ходить надо, несмотря ни на что. Что касается объединения, я боюсь, что с Явлинским тут бесполезно разговаривать. Почему-то у меня такое ощущение, что у него свое видение мира.
А.Гусаров― Партия предпринимателей, которая появляется, она вселяет какую-то надежду у вас?
А.Макаревич― Пока я не очень в курсе этой истории.
А.Гусаров― Ну там Борис Титов бизнес-омбудсмен создает партию…
А.Макаревич― Ну посмотрим, что из этого получится. Только началось.
О.Чиж― Вот по поводу того, что, чем меньше придет людей на выборы, тем легче их сфальсифицировать. В общем, к прошлым выборам 2012 года было крайне много нареканий в этом смысле. И, тем не менее, ничего: походили на улицу, помитинговали, выразили свой протест – но в итоге закончилось это тем, что несколько человек после Болотной сели, и все как-то приняли в итоге…
А.Гусаров― Там больше 30 фигурантов – это не несколько.
А.Макаревич― Да. И что вы от меня хотите услышать?
О.Чиж― Пытаюсь понять, какой же тогда смысл за кого-то голосовать, если все равно никакой страховки от того, что сфальсифицируют, нет. Не проще — вообще во внутреннюю миграцию уйти?
А.Макаревич― Сергей Васильевич Рахманинов в Америке однажды вышел на сцену, сел за рояль, посидел минуты полторы, молча встал и ушел. И концерт не состоялся. Был большой скандал. И его спросили: «А что случилось?» Он говорит: «Вы знаете, я уже собрался играть, а тут подумал: а стоит ли жить, если ты должен умереть?» Ну, наверное, все-таки стоит.
А.Макаревич: Бывают и бабы дуры, поэтому по принципам сексизма не надо, по-моему, подходить к президенту
О.Чиж― То есть пытаться нужно, несмотря ни на что?
А.Макаревич― Ну, конечно.
А.Гусаров― Слушатель спрашивает: «Какое время лучше для поэта: наше или советское?»
А.Макаревич― Мне кажется, что для настоящего поэта время значения не имеет.
А.Гусаров― То есть внешнее давление и запреты значения не имеют.
А.Макаревич― Абсолютно. Может жить лучше или хуже… В общем, хороших людей не давить, потому что поэты, как правило, люди ранимые. Не мешайте им работать.
О.Чиж― Но на них же действует не только какая-нибудь система государственной власти, регуляции и так далее. На них действует настроение того человека, который эти стихи услышит, или музыку, которую он услышит…
А.Макаревич― Нет, нет.
О.Чиж― Ну как? Неужели нет потребности всегда быть услышанным?
А.Макаревич― Нет. Замечательный поэт Миша Генделев, один из лучших поэтов и, к сожалению, не очень реализованный, он говорил, что стихи вообще не для людей пишутся. Стихи пишутся для неба. Нет, людям не возбраняется читать, если кому интересно, но совсем это не целевая аудитория.
О.Чиж― А как же амбиции? Они же всегда у художника.
А.Макаревич― Амбиции у всех разные.
О.Чиж― Что это значит?
А.Макаревич― Не знаю. Если, например, я сам оценил, если мне нравится, что у меня получилось – меня мало интересует мнение окружающих.
О.Чиж― А часто бывает, что не нравится?
А.Макаревич― Ну тогда я переделываю до того момента, пока понравится.
О.Чиж― Критично относитесь?.. Я имею в виду, вы же до последнего никому не покажете, никому не представите, пока не будет НРЗБ.
А.Макаревич― Ну, естественно. Потом самому же противно будет. Вот ты напишешь песню – тебе в ней не нравится одна строчка. А потом ее не дай бог все запоют, и будут тебе в уши талдычить десять раз в день – это чудовищно!
О.Чиж― Есть такие просчеты?
А.Макаревич― У меня? Тьфу-тьфу! – по-моему, пока не было.
О.Чиж― Мы желаем вам, чтобы и не было дальше.
А.Макаревич― Спасибо!
О.Чиж― И слушателям вашим, которые не попали на концерт в Екатеринбурге и Санкт-Петербурге, пожелаем все-таки встретиться с вами в какой-то обозримой перспективе.
А.Макаревич― Да вот 7 марта в Питере в Капелле.
О.Чиж― 7 марта. Санкт-Петербург.
А.Макаревич― Да, да.
О.Чиж― Спасибо большое!
А.Гусаров― Спасибо огромное!
А.Макаревич― Спасибо вам.
О.Чиж― Андрей Макаревич сегодня был персонально ваш!
Источник