Лидер группы «Ногу свело!»: «Как научить себя работать в говнороке? Это, наверное, круто!»

Мы встретились, можно сказать, на бегу. Макс Покровский, создатель и бессменный лидер группы «Ногу свело!», человек безусловно незаурядных музыкальных способностей, немного задержался в пробке и оттого уже торопился на поезд: ночью его ждал концерт в клубе Санкт-Петербурга. И, наверное, из-за некоторого предвкушения дороги у нас получилась беседа, как у двух попутчиков в купе: откровенная и доверительная. Я без стеснения спросила обо всем, о чем хотела, а он ответил так, как думал и чувствовал. То есть с той степенью честности и искренности, которую особенно ждешь от настоящего рок-музыканта.

Фото: Наталья Шигорева

«В детстве мама сажала меня за пианино с ремнем»

— У нас с вами получается чемоданное интервью…

— Очень люблю такие.

— Почему?

— Всегда хорошее настроение, когда покидаешь Москву.

— Не любите Москву? Вы — москвич?

— Да, я здесь родился, вырос и живу.

— И не любите?..

— Ненавижу. Гадость какая. Мерзкая. Она была очень хорошей. Когда еще автобусы такие ходили, троллейбусы округлые… Вот тогда.

— Вы где в Москве родились?

— Да, я здесь родился, вырос и живу.

— И не любите?..

— Ненавижу. Гадость какая. Мерзкая. Она была очень хорошей. Когда еще автобусы такие ходили, троллейбусы округлые… Вот тогда.

— Вы где в Москве родились?

— В районе Хорошевки. Я всю жизнь на окраине живу.

— А какой город вы любите, какой отвечает вашему душевному состоянию?

— Я немножко, но не взахлеб, влюблен в подмосковную Рузу. У меня недалеко дача, в деревне, которая находится в трех-четырех километрах от города. Я очень люблю Питер, но как гость. Я просто в Питере никогда не пробовал жить. Это не значит, что я не смог бы там жить, но полагаю, что навряд ли смог бы. Но я часто езжу туда на концерты, и в этом качестве я обожаю Питер. Мне нравится София, несмотря на то, что она не является очень развитым и богатым городом. Я безумно, бесконечно люблю Лондон. В первый раз в жизни в прошлом году появился в Нью-Йорке, и для меня это было очень серьезным событием, потому что мне очень важно было понять: понравится мне город или станет серьезным разочарованием. Все-таки это центр мировой музыкальной культуры. К своему большому счастью, я сейчас без него уже не могу жить.

— Мысль переехать не приходила в голову?

— Не было мысли переехать. У меня всю жизнь была мысль везде полноценно и беспрепятственно существовать. И находиться в каждый момент времени там, где я хочу. Тут есть претензии к человечеству и планете, потому что человечество разделилось на государства и начертило границы. Если совсем глобально подходить к ответу, то нужно найти такое место на земле, где тебе хорошо всегда. Но его пока нет.

— А чем так Москва-то не угодила?

— Я не могу не любить Москву, которую мы обошли с моей бабушкой вдоль и поперек. Моя бабушка — москвичка, я — москвич, но мы — некоренные. Я говорю «некоренные», потому что сейчас «коренной» — это тот, кто родился. Полтора года пожил — москвич, а кто родился — уже коренной… Нет, дорогие мои: три поколения должны до вас прожить в Москве. Поэтому я — некоренной. Но мы с бабушкой ходили по Москве, по Кремлю, по Бульварному кольцу, по Садовому… Я, безусловно, безумно люблю свой город в том виде, в котором он был тогда. А сейчас он просто стал другим. Злым, расчетливым, в нем больше нет души.

Фото: Степан Коморный

— У вас за плечами авиационный институт — вы математик по складу ума?

— Абсолютно.

— И как музыка пришла в вашу жизнь математическую?

— Это то, что пришло самостоятельно и существует во мне как некий дар, независимо от меня. Поэтому я не в состоянии… Нет, я в состоянии писать музыку по необходимости, если это проект какой-то определенный, и есть график работы… Опять же это не значит, что у меня по графику «сегодня война», как у Мюнхгаузена. Просто если есть какая-то маза в жизни, и надо написать музыку, сосредоточиться на этом, — безусловно, я могу в той или иной степени себя контролировать и этот процесс инициировать. Но музыка в принципе как некая возможность заниматься ей, это — черный ящик, не открытый никем. Ну а все остальное — микс математического склада ума эмоционального человека.

— Математика не обижается, что вы ее забросили? Не снится по ночам, что решаете математические задачи?..

— А как вообще может обижаться математика? Как может вообще обижаться наука? Как может обижаться на меня авиационная промышленность, если она перестала существовать? Как может обижаться конструкторское бюро «Алмаз», куда меня потенциально могли распределить, если сейчас там магазин строительных материалов? Да, я — специалист, получивший высшее образование, всегда учился на повышенную стипендию. Я очень боялся вылететь и поэтому учился хорошо.

— Какая у вас была специальность? Строили самолеты?

— Нет, самое смешное, что знания, которые я тогда получил, мне совершенно не пригодились, они очень быстро стали неактуальны. Я инженер по системам информации летательных аппаратов.

— Вы профильный ЕГЭ по математике сможете сдать?

— ЕГЭ? Сейчас — не смогу. Но какое-то количество занятий, недолгая подготовка — тогда да.

— Своим детям (у Покровского дочь и сын — прим. Авт.) помогаете учиться?

— Очень мало. На это не хватает времени. Но иногда объясняю математику, когда нужно. Вот именно математику мне легко и приятно объяснить.

— Вы в детстве вообще не занимались музыкой?

— Я занимался один или два года, ко мне ходил репетитор — преподаватель по фортепиано. Выглядело это примерно так: меня мама сажала за инструмент, практически с ремнем… А я долбил ногами по пианино и орал, что не хочу заниматься.

— Мама была строгая?

— Нет. Мама у меня не строгая. Просто я разбазаривал деньги, относился с неуважением к тому, что для меня делали, что в меня вкладывали…

— Сейчас вы жалеете, что те уроки не получили?

— Нет, я не жалею! Потому что я вижу, чем занимается моя дочь, — это ад.

— Дочь занимается музыкой?

— Да, в частности фортепиано, но не только. Меня же бросает в пот, когда я вижу ноты, — мне становится плохо от одного их вида.

Песню Пугачева приняла, сказала: «Чувак, отлично, класс!»

— А как же вы пишете? Без нот?..

— Без. Как пишет 50 процентов рокеров и поп-музыкантов.

— Просто записываете мелодию и через компьютер ее обрабатываете?

— Сейчас — да, а раньше на словах объяснял. Бренькал на губах, потом — на бас-гитаре, научился наигрывать одним пальцем, потом четырьмя… Мы репетировали. С точки зрения композиции это весьма несложная структура, тем более в музыке очень много держится на звуке. Мы аранжировки делали всегда сами, до тех пор, пока не стали записывать альбом «Fast food kids»: там партии басовые я сыграл для каких-то песен, двух или трех, все остальное сыграно не мной и спродюсировано тоже не мной. Просто я решил поучиться, посмотреть, а так, в былые годы, продюсировали все сами. Кстати, некоторые песни из последнего альбома «Съешь мое сердце» и сегодня продюсировал я лично.

Фото: Степан Коморный

— У вас никогда не было желания получить серьезное музыкальное образование? Консерваторское, например?

— Не было абсолютно. Нет, мне сейчас очень мешает отсутствие умения играть на фортепиано хотя бы на самом примитивном уровне и знания гармонии. Но я еще не созрел для того, чтобы тратить время на получение таких знаний.

— То, что к вам пришла популярность, показалось вам естественным, закономерным или побочным явлением вашего увлечения?

— Нет, ни в коем случае не побочным явлением: на это мы очень сильно рассчитывали и этого очень сильно хотели. Каждый человек желает видеть плоды своего труда. Это, разумеется, было в какой-то степени ожидаемо.

— Популярность — вещь коварная? Ведь какие бы она ни принимала масштабы, ее все равно становится мало, если ты остаешься на некотором уровне, и нет движения вперед...

— Количество всегда хочется увеличить, и я от этого никоим образом не открещиваюсь, но дело в том, что я всегда мечтал и продолжаю мечтать вывести коллектив на другой уровень — за рамки локального. Любой наш артист сегодня — локален. Даже если учесть, что наши исполнители очень хорошо известны и на Украине, и в Казахстане, и в Прибалтике, они локальны. Даже топ тех поп-артистов, которые выступали недавно на “Новой волне”. А мне всю жизнь не хватало вот этого — быть именно интернациональным коллективом. Мы никогда не были системными, никогда не писали по расписанию. Этот бессистемный образ жизни и отсутствие концентрации — большая проблема, ведь если бы мы были более направленными, то наша аудитория оказалась бы сегодня в три раза больше; если бы я поступился какими-то вещами, больше бы сконцентрировался на радио, на интервью, стал более публичным, медийным и более сконцентрированным на одной цели — все было бы по-другому. А я разбросан везде.

— То есть, я так понимаю, вы думаете о мировой славе?

— Если я сейчас скажу «да», надо мной можно будет здорово посмеяться, и в первую очередь должен буду посмеяться я сам. Я хочу быть реалистом и определенно говорю лишь о вынесении деятельности группы за локальные рамки. Не более того.

— Вы следили за «Новой Волной»?

— К «Новой Волне» я отношусь достаточно нейтрально. Алла Пугачева исполняла там новую песню, к которой я написал музыку, и мне было интересно услышать, как она ее споет, увидеть, как это будет выглядеть на экране. Но я никогда не думал, что мне будет интересно глянуть, допустим, на Игоря Крутого. Хотя узнать, что вдруг, ни за что ни про что, он — человек достаточно строгий в оценке представителей нашей индустрии — взял и сказал замечательные добрые слова о нас, было приятно. Да, я смотрел краем глаза на то, что сделал Крутой, а заодно поглядывал, что делали топовые поп-артисты, — и успокоился, поняв, что ничего особо интересного не произошло.

— Пугачева заказала вам песню или вы сами предложили?

— Стихи для той, которую она исполняла, написал Михаил Гуцериев, с которым мы работаем вместе. Потом она мне дала уже свои стихи, сама предложила написать на них музыку, но это произошло только неделю назад. Песню она приняла, сказала: «Чувак, отлично, класс!» Но пока это все.

— Вам не жалко отдавать свои песни Пугачевой? Вы же можете их сами исполнить...

— Нет, потому что такие песни я пишу специально. То есть не лучше или хуже, а просто с учетом личности исполнителя. И если я попытаюсь эту песню исполнить сам, то не уверен, что у меня хорошо получится.

Фото: Степан Коморный

— Наши рок-музыканты часто критикуют своих коллег из поп-индустрии, это даже считается если не хорошим, то обычным тоном. Вы, как я понимаю, не в их числе?

— У нас от нищеты много чего делают. Вы сперва мелодию научитесь писать, потом — на сцене двигаться красиво. Когда многое отсутствует, что остается делать? Противопоставляться. А на Западе совершенно по-другому. Там люди очень лояльно относятся друг к другу, и плохие рок-парни женятся на хороших поп-девочках.

— На последних двух рок-фестивалях «Кubana» приглашенными гостями были Валерий Леонтьев и Лев Лещенко и просто порвали зал; на «Новую Волну» пожаловал Шнур и тоже произвел должное впечатление. Быть может, наступает время великого замирения рок- и поп-звезд?

— Леонтьев и Лещенко — молодцы, очень хорошо, что выступили. И я проникся искренними чувствами к Пугачевой и Крутому. Но это не значит, что я сейчас буду обивать какие-то пороги. Пусть они живут своей жизнью, эти ребята. Дай им Бог! А если им когда-то понадоблюсь я или такой, как я, — пусть позовут.

— Вы сейчас снимаете новый клип и, насколько я знаю, возлагаете на него большие надежды…

— Да, это клип на песню «Съешь мое сердце». Она дала название всему альбому, который вышел чуть менее года назад. Мы работали с режиссером нашего предыдущего видео, оно называется «Масло». Режиссера зовут Михаил Вексель. «Масло» — абсолютно концертное видео, и мы хотели точно таким же сделать и «Съешь мое сердце». Но тут мне пришла в голову мысль, которую мигом подхватил Миша: не пойти по пути простой иллюстрации слов, а сделать историю про наш ансамбль и одну девчонку. Для меня она нереально трогательная, не по причине эго — что это я придумал основную фабулу, — а потому, что действительно получилась душещипательная история.

— Вы удовлетворены своим творчеством? У вас не бывает срывов, разочарований, творческих депрессий?

— Депрессии — это как? Расшифруйте, что вы имеете в виду.

— «Качели», когда сегодня вы всесильны, а завтра абсолютно разочарованы в себе…

— Конечно, так бывает, но чтобы это было в форме острого чувства, чтобы это была депрессия, так нет. Негодование у меня бывает. Почти всегда. Отчего? Вы включите радиоэфир — что там творится? Мы все примерно понимаем, как звучит отечественный рок, но какое дать ему определение? Если попытаться, то это некая старообрядческая, унылая по звучанию, близкая к рок-музыке за счет искаженной гитары музыкальная конструкция, в которой, как правило, отсутствует яркий припев, то бишь «хук», яркая мелодия. И о причинах этого я могу только догадываться. От понимания, как это тягостно, у меня возникает состояние, близкое к депрессии. И я задаю себе вопрос: как научить себя работать в говнороке? Это же, наверное, круто! Раз в полгодика выдавать хороший радиохит в говнороке. Класс! Но у меня такого уже не выйдет.

«Я — за браки между геями, но насчет разрешения им усыновлять детей — не уверен»

— Вы — гетеросексуал, отец семейства, рок-музыкант, однако, знаю, вы защищаете право геев на брак и усыновление ими детей.

— Нет, последнее — это неправда. Вернее, правда на 50 процентов, потому что я сомневаюсь, надо ли разрешать однополым парам усыновлять детей. Это мое личное внутреннее сомнение, я же не депутат какой-то. Но я действительно выступаю за права геев — на мой взгляд, это очень миролюбивая, цивилизованная позиция, единственно возможная. А кто, собственно, вправе решать за геев, кем им быть, кроме них самих?

— То есть вы придерживаетесь во всем западных ценностей?

— Я так не говорил. Я тяготею к западным ценностям там, где они по какой-то причине и в какой-то степени мутировали в восточные. Но это не значит, что я далек от каких-то христианских заповедей. Не в смысле религиозных — обычных. Если вы меня сейчас спросите, я их вам не перечислю, и какая самая первая заповедь — я тоже не знаю.

— Наверное, «Не убий»?..

— Не уверен. Очень, очень сильно в этом не уверен. Мы с вами не эксперты в этом, но какая разница? Для меня очень близка тема отцов и детей, обычной, традиционной семьи, в каком-то смысле патриархального уклада. Мне важны какие-то христианские ценности, элементы пуританства, консерватизма, я очень их приветствую, но при этом, если говорить о гомосексуалистах, я не считаю, что они — зло. В нашем обществе я их поддерживаю, потому что на них просто набросились. Как будто нечего больше делать! Надо сначала наброситься на коррупцию. Кто приносит больше проблем нашему обществу — ворюги и коррупционеры или геи? Что за фигня вообще? Открыли рот, придурки… И поскольку меня время от времени об этом спрашивают, я время от времени начинаю об этом думать. Очень часто в тех или иных источниках проскальзывают такие темы, как перенаселение. Перенаселение планеты. И каким-то образом с этим начинают ассоциироваться такие мысли, что войны, болезни регулируют численность. Те, кто решает: идти на войну или не идти? А может быть, и геи регулируют? Об этом никто не подумал?.. Я сейчас это не утверждаю — я просто размышляю. Я являюсь человеком гетеросексуальной направленности, но вот мы сидим сейчас с вами в этом месте, и если сейчас сюда прилетит бомба — это какие-то военные будут регулировать ценой нашей с вами жизни численность на Земле? Зачем мне это надо? А вот рядом, например, сидят два гея, которые никого не трогают и создают еще при этом произведения искусства. Пусть не каждая пара. Давайте посмотрим, кто у нас гей, поднявший культуру на огромное количество ступеней. Или гей, или бисексуал. Бой Джордж, Фредди Меркьюри, еще куча ребят, которые это не скрывали и не скрывают…

— И вы за гомосексуальные семьи?

— Насчет детей не знаю, есть у меня внутреннее сомнение по поводу разрешения усыновлять. Я просто не решил это для себя. Но, разумеется, я за браки, пусть люди разбираются как хотят. Владеют совместно имуществом, наследуют, берут друг за друга ответственность в моменты болезней, операций. То есть полноценно будут связаны, это их личное дело. А когда другие люди ложатся в лужу и начинают вонять, что они против геев, а сами встать не могут, потому что нажрались… и валяются — скользко... Протрезветь надо сначала, потом в школу сходить, а-б-в выучить, потом суждения разные высказывать.

— Вы увлекаетесь спортом? Слышала, что верховой ездой.

— Нет, это не спорт, просто люблю покататься.

— Домашние животные у вас дома есть?

— Да, собака.

Фото: Из личного архива. С любимым лабрадором.

— Сами гуляете? Она считает вас хозяином?

— И сам тоже гуляю. Нет, не считает — это лабрадор, и он ко всем относится ровно. Изначально пса покупали сыну, сейчас он подрос, и мы все вместе ухаживаем; собака — вот это действительно весьма специфическое, близкое к человеку существо.

— Профессия вас сегодня кормит? Или приходится искать иные статьи дохода?

— Только профессия! Ну как кормит? Я же не на автомобиле представительского класса приехал, и я не провожу выходные в своем доме в Италии или Испании. И в Нью-Йорке у меня даже маленькой хатки пока нет. Но при этом я отец семейства, я позволяю себе как руководителю коллектива время от времени отъезжать из страны, чтобы поработать с таким-то, посмотреть, как делается что-то там-то и там-то. При этом с голода я не сдох, хотя мы очень не шикарно живем. Но и не хуже, чем большинство людей, которые в этой стране трудятся, зарабатывают головой на жизнь.

Татьяна Федоткина

Источник

Михаил БОРЗЫКИН: «Патриотизм придумала власть, чтобы идиоты воевали за подлецов»

Лидер группы «Телевизор» — о русофобии, рок-приспособленчестве и предчувствии гражданской войны

Фото: Телевизор1984 / CC

У него еще с середины 80-х репутация упертого бунтаря. Автор неологизмов «кремлядь», «газпромбайтер» и «христочекисты», Борзыкин уже много лет находится в черных списках на радио и ТВ. А недавно нарвался еще раз, спев песню «Ты прости нас, Украина!»: «Это рушится русский Рим,/ Мы не ведаем, что творим…» В нынешней системе координат этого вполне достаточно, чтобы считаться врагом России.

— Скажите как старый антисоветчик: отчего вдруг в людях проснулось столько советских качеств — советская воинственность, советская гордость, советский коллективизм? Ведь казалось, что все уже в прошлом…

— Они и не исчезали никуда, эти качества. Просто временно отошли на второй план. Но во многих есть такая, как я ее называю, имперская кнопка. На кнопку нажали, и все сработало.

— А кнопка свободы есть?

— Есть, но редко встречается. Инстинкт свободы естественен для любого живого существа, но с годами он как-то стирается, затушевывается.

— У вас-то не стерся.

— У меня это связано с личной судьбой, с отсутствием понимания с родителями по базовым вопросам. По моральным вопросам, по вопросу отношения к коммунистической партии в том числе. Именно тогда была написана песня «Твой папа — фашист». Она написана молодым человеком, который столкнулся с произволом родителей, с произволом властей. Короче, максималистом. И вот это ощущение, что тебя обманывали все детство, обманывали твоих родителей… От тебя утаили, что можно жить гораздо свободнее, чем в Советском Союзе, и оказывается, полмира уже так живет. Плюс рок-н-ролл, которым я увлекся с 13 лет, он тоже был проявлением личной свободы в первую очередь. Общинные ценности раз и навсегда уступили во мне место единоличному мышлению. А нас же все время учили обратному: если ты вместе со всеми, значит, за тобой правда.

— Не просто со всеми, а именно со своими: с чужими объединяться нельзя. Уверен, что сейчас, после песни «Ты прости нас, Украина!», на вас обрушились упреки в русофобии, в предательстве интересов родины. Так, может, они справедливы? Раз такие слова спел, значит, родину не любит, наверное.

— Ко мне часто на концертах подходят поклонники и с таким серьезным выражением лица спрашивают: «Михаил, а вы родину любите?» И я сразу понимаю, что это поклонники не столько наши, сколько группы «Алиса»… Любовь может быть к каким-то фрагментам своего прошлого, к каким-то местам, не знаю… А если пытаешься свалить все это в кучу, обобщить, то выходит, что ты должен постоянно подавать руку подлецам, дружить с идиотами, подстраиваться под родителей-преступников. Я еще в молодые годы понял, что вся эта патриотическая история — атавизм. Патриотизм — попытка подменить общечеловеческие ценности микроценностями. Патриотизм придуман властью, чтобы одна группа идиотов, большая, защищала интересы маленькой группы подлецов.

— Ну хорошо. А свой город вы любите? Никогда не поверю, что не любите Питер.

— Люблю, конечно.

— Так значит, вы патриот Питера.

— Боюсь этого слова. Вот сейчас общаюсь с патриотами, которые болеют за «Зенит», и совершенно не могу их понять. Двадцать лет назад там действительно играли питерские игроки. Сейчас же команда состоит сплошь из нероссийских футболистов, а владеет ею «Газпром». Ребята, вы за корпорацию «Газпром»! Вы обслуживаете в качестве массовки богатых хитрых дядей и рвете глотки именно за них, хотя и не сознаете этого. Вот такой патриотизм и такой Питер мне и не нравится, я это не смогу полюбить. За этот Петербург человек готов мочить украинцев, грузин, эстонцев… И гордость такая… За страну, за себя… Давайте сделаем хоть что-нибудь, чем действительно можно гордиться! Нельзя же бесконечно гордиться дедами и прадедами. Прошлое — не твоя заслуга. Как ты можешь гордиться чужими делами? В этом есть какое-то извращение.

— Ваши старые хиты оказались удивительно актуальны. «Отечество иллюзий», «Сыт по горло», «С вами говорит телевизор»… Резкие, непримиримые, смелые. И вы их продолжаете петь. А вам не кажется, что этими песнями вы добавляете остроты в и без того острый конфликт? Люди и так уже не могут говорить спокойно, только кричат друг на друга.

— Но острота есть, я ее не придумал. Предлагаете закрыть на нее глаза? Конфликт — одна из главных мотиваций искусства. А тем более конфликт между личностью и толпой, большинством. И толпа чаще всего не права. Единица имеет право выступить против мнения большинства, ее надо поддержать, ей трудно. Такой конфликт — залог эволюции, хотя бы потому, что большинство всегда консервативно, а личность революционна. Знаете, я очень боюсь скатиться к примиренчеству, к разговорам, которые любит Гребенщиков: «Так было и так будет, Россия всегда была такой, ничего не поделаешь, надо самосовершенствоваться…» Эдакий бытовой буддизм… Эта идеология на моих глазах привела к власти таких людей, как Путин. Вот это вот желание всех примирить со всеми.

— Иными словами, вы не пацифист?

— Пацифист. Я со школьных лет терпеть не мог всю эту армейскую этику и эстетику. А когда в 22 года меня призвали на военные сборы, подрался с офицером. Шла последняя ночь, студенты отдыхали, пели песни, играли на гитарах. И тут приходит уже абсолютно пьяный майор Мордин (как сейчас помню фамилию), быкообразное существо красного цвета. Выбивает из рук гитару и начинает топтать. Я возмутился, происходит потасовка, после чего он уходит, возвращается уже с пистолетом и кричит: «Я дежурный по роте, я имею право вас убивать!» В поисках меня прибежал. Бегал-бегал — не нашел, меня спрятали под какой-то койкой. А на следующее утро мы все уехали… Я и в психушке лежал, чтобы не ходить в армию. Тридцать дней обследовали, удалось достичь психопатии шизоидной. Знаменитая статья 7Б, все рокеры по ней косили, но не у всех получалось. Несколько моих знакомых в отделении играли фантиками в футбол, громко и не к месту смеялись. И пошли в армию в итоге, не убедили…

Это я к тому все рассказываю, что, да, пацифист. Но пацифизм и конформизм, по-моему, не одно и то же. Избегать конфликтов — стратегия не пацифистов, а приспособленцев, которым нужно занять в существующем порядке вещей свои ниши. «И вдруг нам становится страшно что-то менять». Вот это оно и есть. Внутри все клокочет, хочется перемен, а страшно…

— Вы упомянули Гребенщикова. Но он-то сейчас повел себя принципиально, как говорится, не подкачал.

— Очень рад и всячески поддерживаю его, это мой любимый персонаж еще с 80-х, с рок-клубовской эпохи. Но хорошо помню, что было в 2008-м например. Как на оппозиционном митинге у нашего ТЮЗа Артем Троицкий кричал: «Проснитесь, рок-музыканты! Ну, скажите хоть что-нибудь!» Молчали как рыбы. Все. Я тоже пытался как-то их стимулировать, на что получал ответ: на митинги ходят только бунтари с неуравновешенной психикой, неудачники и малоизвестные музыканты (так назвал меня Макаревич). …Эх, раньше бы! Лет на восемь раньше бы спохватились кумиры наши, может, и не началась бы эта война с Украиной. Может, не переломить ситуацию, но смягчить ее было можно. То, что произошло, произошло от безнаказанности, от того, что молчали все, никто не хотел конфликта. Более того: еще и слова поддержки Путину звучали со стороны вышеуказанных персон. И совместное распитие пива было и прочее. А сколько молодых музыкантов пошло на компромисс сразу, с порога, приняли правила игры так быстро, как будто не было никаких 90-х, никакой перестройки. А уж если сейчас будет создана патриотическая медиагруппа Киселева, Госконцерт фактически, туда сразу ломанется масса молодых групп. Говорят, что это просто бизнес, а патриотизм там — лишь прикрытие, но людям все равно, прикрытие это или нет, если им дают возможность концертировать и звучать по радио.

— А как им жить? Естественно, они приспосабливаются. Иначе когнитивный диссонанс и психопатия шизоидная, как и было сказано.

— Да, ничего нового. То же самое было и с нашими родителями. С большинством советского народа происходили именно эти метаморфозы. Это приспособленчество и есть. Но есть ведь рядом и другие примеры. Вот маленькая Финляндия: за Анну Политковскую выходят тысячи митинговать, а у нас несколько десятков. Ведь почему прижали митинговое движение? Потому, что народу было мало. Если б сразу вышел миллион, если б сразу выходили такие толпы, был бы другой расклад в стране. С людьми немножко больше считались бы.

— На Болотную, как вы помните, вышли многие и многие тысячи.

— Но это единственный всплеск такой, который был подготовлен годами несчастных маленьких митингов по 500 человек, когда мы бегали от омоновцев. И всё, больше не получилось. А потом уж пошло-поехало: политику партии поддержим, наши воры лучше, чем их воры… Это Кинчев как-то залепил в интервью: «Я уж лучше буду поддерживать наших воров, поскольку все равно и там, и там воры».

— Вы же дружите с ним лет тридцать!

— И не только с ним. Крыша поехала у многочисленных друзей… Вдруг выясняется, что надо пересматривать отношения…

— Да, раскол коснулся всех, как будто треснуло общество. Можно это как-то преодолеть или впереди у нас, как говорят алармисты, кровавая баня?

— Не думаю. Все устали, да и сил нет для гражданской войны. Что вы, какая война! Это будет избиение младенцев. Мигом передушат таких, как я, таких, как вы… Но я верю в другое: усталость заставит всех снизить обороты и договориться. Усталость и отсутствие денег.

Источник

Лидер группы «Браво» о новом альбоме «Навсегда», русской поп-музыке и новом поколении россиян.

© Михаил Марков

текст: Денис Бояринов

Новая пластинка разменявшей тридцатник группы «Браво» называется «Навсегда». На ней — впервые в истории знаменитых московских ретро-рокеров — все песни исполнены бессменным лидером группы Евгением Хавтаном (кроме двух — записанных с приглашенными вокалистками). Альбом, который автор песен «Браво» называет «более личным», выходит 16 октября — ко дню рождения Евгения Хавтана.

— Вашему предыдущему альбому «Мода» предшествовала пауза в 10 лет. «Навсегда» появилось гораздо скорее — в трехлетний срок. С чем это связано?

— Стала понятнее схема, по которой выпускать альбом. До этого я не мог найти здесь человека, с которым могу сделать альбом. Сделать — я имею в виду смикшировать, собрать треки вместе. Мне очень просто написать песню, но сложно довести ее до конца. На последних наших записях звучат хор, большая духовая секция, струнная группа и так далее. Чтобы все это собрать, нужен квалифицированный инженер. Я таких в России не знаю. Теперь я нашел такого человека в Лос-Анджелесе — его зовут Гиан Райт, и как только возникли песни, как только появилась идея альбома — он получился.

— Говорят, что участник группы «Браво», с которым вы больше всего проводите время, — это ее звукорежиссер Константин Дюжарден. При этом о нем меньше всего известно. Какую роль он сыграл в появлении «Навсегда»?

— Он писал этот альбом в России — делал продакшн «Навсегда». Если бы не Костя, ни «Навсегда», ни «Моды» не было бы. Мы с ним, собственно, и придумали схему, как песни записывать. Костя — очень хороший музыкант. С большим вкусом. Кстати, он сыграл много треков на «Навсегда».

— Как вы с ним познакомились?

— Его привел наш предыдущий звукорежиссер, который ушел работать к Земфире. Продакшн — это сложно. Мы долго возились. Три с лишним года — это тоже большой срок. Я завидую группам, которые выпускают по два альбома каждый год. Я так не умею. У меня есть своя планка. Я должен точно понимать, как песня звучит. Что я точно хочу эту песню выпускать. Мне хочется, чтобы через 10—20 лет, когда я выйду на пенсию, я бы не краснел за то, что написал сейчас. Потому что мы столько дерьма записали всякого за свою историю. Не хочется это делать сейчас, когда все это можно делать хорошо.

— На «Навсегда» вы впервые в истории «Браво» поете все песни. Было сложно?

— Сложно не было. Я к этому времени много учился — уже понял, что почем. Напротив, было легко. Этот альбом более личный, поэтому мне с ним все было понятно. Еще на полпути этого альбома планировалось, что Роберт (Ленц. — Ред.) что-то споет. Потом я понял, что мне хочется, чтобы за историю группы «Браво» был один альбом, в котором я высказался бы от себя. Раньше я говорил через других вокалистов группы.

— Вы говорите, что этот альбом личный. Что это означает? Каждая песня у вас ассоциируется с какой-то историей из своей жизни?

— Я просто знаю, что в этом альбоме про меня больше, чем в других. Там есть про меня. Тот чувак Вася — это не про меня, как выяснилось. Мне нравится Вася, но я — другой.

— Что делал Роберт Ленц на этом альбоме?

— Ничего вообще. У нас с ним был разговор после концерта. Я сказал ему, что хочу этот альбом спеть сам, а он ответил, что не против. Я был обязан у него спросить. Было бы неправильно, если бы я принял единоличное решение.

— Это в том числе означает, что в новой концертной программе, куда войдет, наверное, много новых песен, вам придется больше петь и меньше играть на гитаре.

— Я не думаю, что мы будем играть «Навсегда» полностью. У нас на «Моде» много замечательных песен, которые спеты Робертом. Дисбаланса не будет. А мне будет лучше — я как раз хочу себя разгрузить как гитариста. Роберт отлично играет на гитаре. Группа сейчас находится в лучшей форме за последние 30 лет. Наконец-то мы научились играть. Научились многим вещам, которые не знали до этого.

— 30 лет — большой срок. Как группе удается так долго держать форму и развиваться?

— Дело в том, что нам до сих пор это нравится. Правда — нам нравится. У нас только что был концерт в Самаре. Мы играли на улице. После четвертой песни поднялся настоящий ураган. Такое было впервые в истории группы. Сорвало крышу навеса. Комбики и усилители летали по сцене как пушинки. Пульт залило. Нам сказали: вы можете уезжать — понятно, что концерта не будет. Но мы экстренно перенесли концерт внутрь центра, перед которым выступали, и отлично сыграли в составе контрабаса, аккордеона, духовых, включена была только гитара. Вот это была хорошая проверка для группы. Я думал, получится ли у нас, и получилось шикарно. Я видел счастливые физиономии своих музыкантов, которым нравилось играть, и зрителей, которые видели нас на расстоянии метра.

— Сколько времени в неделю вы посвящаете группе?

— Сейчас, когда у нас релиз альбома, мы видимся через день. Собираемся и репетируем по шесть часов. А до этого мы заканчивали альбом — каждый день ко мне кто-то приезжал. Последние два месяца у меня вообще не было свободного времени. Но мне это нравится до сих пор. А когда нравится, это в радость.

— Среди людей, работавших над «Навсегда», мое внимание привлек автор стихов к «Теплому ветру», который в свободное от написания песен время работает управляющим кладбища.

— Я так и знал. Желательно, чтобы кто-нибудь еще и умер во время записи. Отличный пиар-ход для промо-кампании альбома.

— Согласитесь, это необычно.

— Это такая же профессия, как водитель трамвая. Что тут необычного? Водители трамвая тоже пишут стихи. Андрей (Пищулов. — Ред.) в прошлой жизни — музыкант. Сейчас записывает арт-роковые пластинки на независимых лейблах. В стиле Yes и Genesis. Он мне ставил — шикарная музыка, кстати, хоть я никогда и не любил такой жанр.

— В этом году исполняется 30 лет Московской рок-лаборатории, в которую входила группа «Браво». У вас какое о ней осталось воспоминание?

— Мы оттуда смылись сразу. Я как только туда пришел — сразу понял, что рок-лаборатория — не моя тема. Группы приятные, а что дальше? Это то же самое, что Ленинградский рок-клуб, который неминуемо распался. Мы побыли там чуть-чуть и пошли дальше работать. Профессионально.

— Вы были выше уровнем, чем другие?

— Для рок-лаборатории мы были попсой. Считалось, что для рок-музыки мы слишком попсовые, а для поп-музыки — слишком рок. В России никогда не было настоящей поп-музыки, в моем представлении поп — это New Order, The Smiths и Belle &Sebastian. Мы ближе к ним. А в рок-лаборатории мы были чужими. Все эти самиздатовские рок-журналы — «Ухо», «Урлайт», как только мы ушли, сразу нас стали поливать грязью. А группы там были отличные.

© Михаил Марков

— Вы очень любите 60-е, а что вы думаете про 90-е? «Браво» — одна из немногих групп, преодолевших это бурное десятилетие: она регулярно выпускала хорошие и успешные альбомы. В отличие от многих коллег по Московской рок-лаборатории и Ленинградскому рок-клубу.

— Мы писали хорошие песни. В 90-е мы записали три очень хороших коммерческих альбома: «Московский бит», «Стиляги из Москвы», «Дорога в облака». Они были в точку. Все получилось, потому что были хорошие песни. Эти песни до сих пор звучат — на радио, в телепрограммах и всяких шоу двойников. Все очень просто: надо писать хорошие песни, и тогда все будет нормально.

— Какая судьба на радио будет у песен с «Навсегда»?

— Я не знаю. Мне очень приятно, когда песни звучат на радиостанциях, но что будет с новыми — я не знаю. Для меня хороший показатель, когда мои песни играют и на рок-станциях, и на поп-станциях. Это означает, что альбом удался. Я считаю, что музыка должна быть и для тех, и для других.

— Под «другими» вы имеете в виду какую-то продвинутую аудиторию?

— Продвинутая аудитория — это нонсенс. Я видел, как в андеграундных клубах «продвинутые люди», выпивши, круче пляшут под «Ласковый май», чем под какой-нибудь Bauhaus. Российские люди не будут танцевать под инди, они будут рубиться под «Ласковый май».

— А у «Ласкового мая» были хорошие песни?

— Я не очень люблю обсуждать коллег. В любом случае они какие-то… музыканты. Каждый для себя делает вывод.

— Вы следите за тем, что сейчас происходит в русской поп-музыке?

— Я радио в машине не слушаю. Телевизор вообще не смотрю — смотреть там нечего. У меня своя радиостанция: я включаюiPhone по Bluetooth и слушаю свою музыку. Все хорошее в интернете сейчас, и плохое все тоже там.

— Какие-то русские группы вам в интернете попадаются?

— Пытаюсь вспомнить. На самом деле вектор качественной музыки сейчас сместился на Украину. Там планка высокая. За последние два года там появилось много хороших групп и певиц. А у нас — что у нас появилось за последние 10 лет? Может, вы мне скажете?

— Появились целые пласты музыки, которой вообще раньше не было.

— А вот это хорошие группы — молодые, нормальные: On-The-Go,Pompeya... Мне нравятся. Я умом понимаю, как они тут появились, но я не понимаю, как они аранжируют, как они пишутся. Это другая школа.

— При всей любви к британской музыке группа «Браво» никогда не думала запеть на английском и пойти покорять международный рынок?

— Нам поздняк метаться. Если бы нам было по 20 лет… У нас был этот шанс в перестройку, но мы его не использовали — и, может быть, правильно сделали. Это было, когда у нас вышел альбом с Жанной (Агузаровой. — Ред.) в Финляндии. Нам с Жанной надо было принимать решение, готовы ли мы на год смыться из России. Но те условия, которые предлагались по контракту, предполагали, что группу могут разрубить по частям. Поменять кого угодно — композитора, вокалиста и т.д. — по желанию шведской компании, которая нам предлагала контракт. Я принял решение его не подписывать.

Чтобы делать успехи там, надо там родиться либо уехать в 13 лет — днем мыть посуду, а вечером в пабах играть. Надо знакомиться с людьми, быть тусовщиком, впитывать культуру и музыку. Это очень долгий путь. Хотя наше новое поколение очень похоже на то, которое в Европе живет. Они одеваются так же, и многие говорят по-английски хорошо. Они не слушали радио «Маяк», и «Утренней почты» у них тоже не было — им с детства не портили вкус и слух.

27 ноября «Браво» представит альбом «Навсегда» концертом вYotaSpace.

Купить «Навсегда» в iTunes

Источник

Нулевые годы XXI века оказались для группы «Браво» «нулевыми» - команда существовала больше по инерции. Новые песни почти не получались, и даже на некоторых концертах Евгений Хавтан выступал с безучастным лицом «сбитого лётчика». Альбом 2011 года «Мода» всё изменил. В процессе работы над песнями для него музыканты вновь почувствовали вкус к творчеству, хотя и не очень рассчитывали на мощную поддержку слушателей. Ну а когда публика вдруг решительно полюбила новые песни старой группы, «Браво» во главе со своим лидером обрели уж не знаю какое новое дыхание. В процессе работы над очередным альбомом в гараже у Евгения Хавтана уже никто не сомневался в будущей востребованности записи - и на пластинке «Навсегда», где Хавтан, кстати, впервые в истории группы, спел все песни сам, отчётливо слышны эта лёгкость, свежесть и уверенность в завтрашнем дне и в том, что только бессовестный человек решится позвать такое «Браво» на какой-нибудь ретро-фестиваль.

Группу по-прежнему ни с кем не спутаешь, хотя её звучание очень сильно отличается от того, что было, например, в 80-е. Но вот в чём Хавтан и Ко остаются артистами старой школы - так это в верности альбомным форматам. Юные поклонники могут и не осилить 13 треков подряд: при этом больше половины песен - потенциальные хиты, и, выпуская их на радио раз в полгода, можно было бы несколько лет почивать на лаврах. Впрочем, для настоящей старой школы это тоже не свойственно.

Пластинку открывает один из таких потенциальных хитов - «Перемена мест» на стихи Ивана Смирнова из группы «Краснознамённая дивизия имени моей бабушки». К узнаваемо витальному звучанию «Браво» в ещё одной песне, по которой можно учить географию, здесь добавляются довольно дикие подпевки, за которые отвечают Ольга Олейникова и хор SunnySideSingers. В «Ray Davies» «Браво» готовит вкусную смесь рокабилли с сёрфом, чему вполне тематически соответствует и текст о стиляге, мечтающем о звонке Рэя Дэвиса. «DJ Фантомас» задумывалась как некий выплеск раздражения по поводу современных ток-шоу - однако запоминается только романтичный припев: «улетим скорей на Марс», а отчего, почему - не важно. Тему конфликта с социумом продолжает «Навсегда» - и тоже в мелодичном, немного грустном ключе.

В шестидесятническом «Земляничном дожде» Евгений Хавтан заставил Яну Блиндер петь на русском языке - получился лёгкий и симпатичный дуэт. «Париж», навеянный одноимённым альбомом Малькольма Макларена, не имеет никакого отношения к панк-стилистике: вместо этого Хавтан выдаёт задумчивый и мелодичный медляк (который он даже хотел выпустить не в рамках «Браво», а сольно). На «Навсегда» наконец выпущена и давно известная песня «36'6» - хотя в такой обработке её пока никто не слышал. Ребрендингу подверглась и композиция «На лунный свет», вышедшая на пластинке под новым названием «Тёплый ветер».

«Для тебя» - ещё один дуэт, на сей раз с Машей Макаровой, которая не так чтобы уютно чувствует себя, исполняя типичную «бравовскую» песню. «Бег» вроде как повествует о бесчеловечном ритме жизни мегаполиса, однако кантри-аранжировка навевает скорее мысли об оздоровительной физкультуре в сельской местности. «Блюз прошлого лета» пополняет коллекцию отличных припевов, а финальная песня «Шангри-Ла» доказывает, что даже экзотические индийские инструменты «Браво» способно поставить на службу своему фирменному звучанию.

Алексей Мажаев, InterMedia

Источник

Оригинал.

Советский эквивалент.

Удивительно, но ВИА "Весёлые ребята" даже записали Drive My Car на миньон, выпущенный "Мелодией" миллионными тиражами (без малого 16 млн винилов), которые смели с прилавков различных магазинов. В ту пору специализированных музыкальных салонов было крайне мало и скудно, проще сказать - ваще не было. Я, например, купил эту пластинку в начале 70-х в магазине "Филателия" на центральной улице города (ныне снесён), если не ошибаюсь - за 45 копеек. На стороне А были записаны: "На чём стоит любовь" (О.Иванов - О.Гаджикасимов) и "Старенький автомобиль" (Д.Леннон и П.Маккартни - русский текст Л.Бергер). На стороне В - "Алёшкина любовь" (С.Дьячков - О.Гаджикасимов) и "Облади-облада" (Д.Леннон и П.Маккартни). Последний трек - на великобританском языке. Риторический вопрос: как же Михал Андреич Суслов проморгал эту идеологическую диверсию?! Да, разумеется пластинка была запилена до дыр и убыла в вечность не оставив следов: как это часто бывало, кто-то взял "послушать" и...:)))

NAZAR1937

Источник

Евгений ХАВТАН: «Моя душа остается в 60-х...»

В свой день рождения — лидер популярной группы подготовил себе особый подарок: у «Браво» вышел тринадцатый студийный альбом «Навсегда». Будем надеяться, что чертова дюжина не выйдет для автора, группы и творчества боком — как, скажем, 13-я «Новая волна» для несчастной Юрмалы в прошлом году...

Фото: пресс служба группы

Хотя по многим параметрам музыканты решили не отступать от привычных традиций — играли, как водится, на инструментах не моложе 70-х годов и записывали материал в гараже Хавтана, оборудованном под студию, — все-таки пластинка неожиданно получилась не похожей на предыдущие. При всей узнаваемости музыки «Браво» кажется, что у команды открылось второе дыхание. Евгений рассказал «ЗД», благодаря чему произошел этот прорыв и каково разговаривать с публикой без посредников.

— В последний раз мы встречались с вами два года назад, в связи с тридцатилетием «Браво». Что нового произошло с тех пор?

— В честь юбилея группы мы провели большой гастрольный тур, после чего уже вплотную занялись подготовкой к выходу нового альбома. Мы начали работу в 2011-м, после презентации предыдущей пластинки «Мода». Четыре года — это большой срок. Основная часть песен, которая вошла в состав нынешнего альбома, создавалась 5 лет, а кое-что было извлечено из архивов, преподнесено по-новому. Так что пластинка получилась многогранной и в каком-то смысле ретроспективной. Если говорить об основной идее, она отображена на обложке, которую создал мой приятель Евгений Жилинский, входящий в топ 100 лучших мировых художников, рисующих комиксы. На ней изображена влюбленная пара, которая любуется с крыши на огни большого города. Основной месседж — это любовь и добро. Я сам много думал о том, не много ли у нас песен об этих вещах, потому что сейчас, наоборот, актуально что-то экстремальное, агрессивное и жесткое, но понял: если не мы, то кто? Проблемы и так окружают нас каждый день — на улице, по телевидению, по радио, — и когда мир стоит на грани, над пропастью, нужно нести добро своим творчеством.

— Вы довольны тем, каким получился альбом?

— Абсолютно. Первые ощущения после завершения творческого процесса такие, что мне не хочется ничего переделывать. Обычно, когда пластинка уходит в производство, в последний момент возникает желание что-то изменить, а здесь такого не было. И это очень хороший знак. Я думаю, мы сделали все возможное, чтобы она получилось удачной и цельной, потратили не только много времени, но и сил: обстановка в конце работы была очень нервной и напряженной. Последние два месяца моей жизни были целиком и полностью посвящены этому альбому, я практически ничем, кроме него, не занимался, как будто находился на другой планете, и практически выпал из жизни. Только сейчас я начал снова узнавать, что происходит вокруг.

— После прослушивания складывается ощущение, что результат того стоил. А чем, по вашим ощущениям, пластинка отличается от предыдущих?

— Мне трудно говорить про нюансы. Главная отличительная черта этого альбома — в том, что все композиции на нем спеты от первого лица, мной как их автором. Когда был подобран материал, я увидел, что пластинка получается очень личной — так случилось, что она даже вышла в мой день рождения. Мы поговорили с Робертом Ленцем и решили, что в этот раз я спою все песни на ней сам. Такое происходит впервые, потому что до этого разные композиции исполняли разные участники группы. Сейчас из-за такого полного погружения я подошел к процессу гораздо более осмысленно, потому что понимал и степень ответственности — то, как будет слушать пластинку публика, и тот смысл, который мне хотелось вложить в каждое произведение. И это уже прямой диалог со слушателем. Здесь между нами нет никаких посредников.

— Вы написали всю музыку к альбому, но авторы текстов — другие люди. Кому принадлежат идеи песен?

— Я в этом смысле олдскульный композитор, такой, как Стинг, как Берт Бакарак. Сначала пишу мелодию, и для меня она — фундамент того, на чем держится «здание». Если нет ее — не будет и всей конструкции. Уже когда есть музыка, создаются тексты, и это всегда мучительный процесс для группы «Браво» при подготовке альбомов. Мелодии для свежей пластинки я писал в течение 4–5 лет — это, кстати, тоже отличает ее, скажем, от предыдущего альбома «Мода», музыка для которого была создана лет десять назад, а то и больше. В случае с «Навсегда» — все актуально и свежо. Конечно, было написано гораздо больше песен, чем в результате вошло в трек-лист, но выбраны были, на мой взгляд, самые яркие. Процентов 60 текстов написал Анжей Захарищев фон Брауш, за что я ему очень благодарен. Часто многое приходилось переделывать, потому что я — капризный в этом отношении человек, и надо отдать должное Анжею: он кропотливо работал над разными вариантами, терпел и выносил мои замечания. Есть там и отличный текст, который написал для меня молодой музыкант Иван Смирнов, лидер группы «Краснознаменная дивизия имени моей бабушки». Казалось бы, мы артисты совершенно из разных поколений, но те слова, которые он сочинил, оказались мне очень близки.

— Кстати, к теме поколений: герой из песни «Ray Davies» скептически относится к современной музыкальной культуре. Как у вас складываются с ней отношения?

— Я отношусь к ней очень серьезно, и у меня нет никакого скептицизма, потому что появляется масса новых интересных ансамблей, новых имен. Америка и Англия примерно каждые полгода «выбрасывают» в пространство очередную партию талантливых музыкантов. Они хороши, они делают все по-другому, не так, как делаем и делали мы. Там существует крепкая связь традиций и поколений, они воспитывались на музыке мощнейших артистов. Допустим, существует цепочка The Beatles — The Smiths — Blur, много других временныx соединений, и влияние легендарной музыки прошлого отражается и на современной сцене. Поэтому по отношению к ней у меня нет никакого снобизма — я слушаю многих, в том числе и молодых исполнителей. Что-то мне нравится, что-то не очень, есть какие-то находки, но все равно, конечно, моя душа остается в 50–60-х годах.

— В последние годы тенденция обращения к звучанию 60-х в современной музыке становится все ярче. Как вы думаете, почему?

— Потому что именно тогда были созданы те законы, по которым в дальнейшем развивалась и продолжает развиваться рок-музыка, происходили очень важные процессы, повлиявшие на дальнейшую историю. Все происходит циклично, и мода на звук возвращается. В какие-то моменты добавляются новые элементы. Скажем, в 90-е годы появилась мода на электронику, она смешалась с рок-н-роллом, и, например, группа U2 записала альбом в таком эклектичном стиле, но потом вернулась к прежнему звучанию. Такие процессы абсолютно естественны. Корневая музыка будет существовать всегда.

Фото: пресс служба группы

— Два года подряд вы проводили фестиваль «Back to the 60’s», на котором различные команды играли музыку тех лет или приближенную к тому звучанию. Возник ли резонанс?

— Да, и очень сильный. Мне кажется, это был шикарный фестиваль, куда приходили люди, которым действительно интересна эта культура. Было видно, что они не только тонко улавливают мелодии и атмосферу, но и сами постарались сделать все, чтобы праздник удался, подобрали красивые винтажные наряды… Жаль, промоутерам не удалось заработать денег на этом мероприятии, но творческая команда справилась с задачей отлично: помимо музыкальной программы там был и маркет ретроодежды, и маркет еды. Все было сделано в стилистике тех лет, очень четко привязано к концепции. Если экономическая ситуация в стране не будет ухудшаться, а хотя бы останется на том же уровне, что и сейчас, мы обязательно проведем и третий, и четвертый, и пятый подобный фестиваль.

— Актуальны ли по-прежнему чистые жанры или сейчас все-таки время эклектики?

— В музыкальном пространстве есть место для разных направлений. Каждый сам выбирает для себя то, что считает актуальным. У всех разные вкусы. Кто-то любит классический рок-н-ролл, кто-то предпочитает инди, экспериментальные стили. Я свой выбор сделал. У меня очень много музыки в плей-листе, но на полках все равно лежит старый винил, легендарные альбомы тех групп из прошлого, которые мне нравятся.

— Возвращаясь к современным исполнителям: на пластинке есть не только песня, текст для которой написал Иван Смирнов, но и дуэт с молодой певицей Яной Блиндер. Как он сложился? Я знаю, что вы сотрудничаете с ней не впервые…

— Я увидел ее на концерте в одном известном столичном клубе. «Браво» начинали с девушкой-солисткой (имеется в виду «королева русского рока» Жанна Агузарова. — Прим. «ЗД»), и мне всегда был интересен хороший женский вокал. То, что делает Яна, меня зацепило: она поет «крепко», профессионально и стильно. После этого я пригласил ее исполнить несколько композиций, и мы стали периодически выступать вместе с ней на наших больших сольных концертах. Я давно хотел сделать дуэт и решил записать композицию «Земляничный дождь» для альбома именно с Яной. Получилось интересно, живо и динамично. Мне кажется, ее вокал идеально подходит для этой ритмичной песни. Кстати, есть там и еще один дуэт с другой певицей — Машей Макаровой — «Для тебя». Я прислал ей этот трек с просьбой попробовать написать стихи. Через два дня она отправила мне готовый текст, который, как выяснилось, сочинил ее знакомый Михаил Виноградов. Это было стопроцентное попадание. Запись тоже удалась: мне кажется, Машин голос в этой композиции звучит нехарактерно для нее, очень женственно и пронизывающе. По звучанию эта песня — в чистом виде Калифорния 60-х годов, когда мир впервые узнал, кто такие «дети цветов».

фото: Михаил Марков

— Многие выделяют женский рок-н-ролл как особое музыкальное направление. Как вы относитесь к такой градации?

— В последние годы я вообще стараюсь не делать разграничений между жанрами. Для меня, например, неважно, как определят стиль композиции — рок-н-ролл или поп-музыка, — для меня важно качество. Есть масса женщин, безобразно поющих и в роке, и в поп-музыке, которых слушать невозможно и неинтересно, и наоборот — много талантливых певиц, работающих в разных стилях. В данном случае я преимущественно говорю о западных исполнительницах.

— В пластинку вошел ваш хит многолетней давности «36,6». Вы уже давно исполняете его на концертах, он звучит из радиоприемников… Не надоедает периодически обращаться к старому материалу?

— Здесь эта вещь звучит совсем по-другому: она записана в стиле фламенко, и мне кажется, это ее самая удачная версия. С «Тараканами» мы всегда исполняли ее в более жестком ключе, с «Браво» играли балладную версию, но только сейчас нашли правильный темп и аранжировку. Всему свое время.

Наталья Малахова

Источник

Эксклюзивное интервью Андрея Макаревича Радио Свобода. Беседовал с музыкантом Роман Супер.

В эксклюзивном интервью для Радио Свобода музыкант Андрей Макаревич рассказывает о планах "Машины Времени"; о травле; о том, хочет ли уехать из страны и продолжить заниматься музыкой за границей; о том, зачем Россия воюет в Сирии, и о том, как изменилась его жизнь после того, как он публично осудил военное вмешательство России на Украине.

– Андрей Вадимович, если бы вы были журналистом, какой бы вы перво-наперво задали вопрос музыканту Андрею Макаревичу?

– Знаете, я совершенно не умею мыслить в сослагательном наклонении. Вот если так случится, что я стану журналистом, я немедленно начну думать на тему, какой вопрос я задам собеседнику. Но вопрос относительно Андрея Макаревича исключается сразу. Потому что человек, сам себе задающий вопросы и сам на них отвечающий, производит впечатление сумасшедшего.

– Тогда так: у вас к себе вопросы есть?

– Нет.

– Ни одного?

– Ни одного.

– У меня есть парочка.

– Пожалуйста.

– Вы отдаете себе отчет в том, что вы все свои музыкальные блокбастеры в жизни уже написали и вряд ли когда-нибудь себя переплюнете?

– Нет. Во-первых, это никому не известно. Никому, кроме Господа Бога. Во-вторых, в те годы, когда блокбастеры появлялись часто, я никогда не ставил себе такой задачи. Если это происходило, я это встречал с радостным изумлением. Такие маленькие подарки судьбы. Но кто сказал, что их больше не будет? Может, и не будет. А может, и будет.

– Да сейчас вообще сложно удивить публику каким-то суперхитом, как это было, скажем, в 80-е годы.

– Я не фокусник, чтобы удивлять публику. И никогда этим не занимался. Я получаю удовольствие от того, что вот написалась песня, которая мне самому нравилась. Еще бы месяца три назад мне сказали, что мы соберемся с "Машиной Времени" писать альбом, я бы сделал вот так (крутит пальцем у виска). А сейчас мы собрались с "Машиной" писать альбом. Потому что вдруг появились песни, которые ну явно для "Машины" написаны. Значит мы сядем и будем их записывать.

– Значит, вы сейчас что-то пишете. У вас это получается так же ловко, как раньше? Или это уже совсем другой процесс придумывания?

– Процесс абсолютно тот же самый. Но насколько это ловко, не мне судить.

– Вы можете эту магию описать? Вот как это так – написать песню? К вам приходит слово, обрастающее историей? Или это история, обрастающая словами?

– Возникает твердое ощущение, что сейчас надо взять блокнот, ручку и записать строчки, которые пришли тебе в голову. Потому что если сейчас ты этого не сделаешь, то ты через короткий отрезок времени об этом забудешь. Потом начнешь мучиться и вспоминать, а так хорошо уже все равно не получится. Поэтому это надо быстро фиксировать.

– В заметки айфона это забиваете сразу?

– Нет, в блокнотик.

– По-пенсионерски, так сказать.

– Я не люблю электрические приспособления. В айфон я могу мелодию напеть. Потому что мелодию тоже очень легко забыть, кстати. А вот слова в блокнотик. Мне так их легче видеть перед глазами.

– Вы сказали, что у вас нет к себе вопросов. А претензии у вас к себе есть?

– Полно.

– Я вот, например, слышал от нескольких людей, что вы когда летаете на гастроли, то садитесь в бизнес-классе, а музыканты ваши летят экономом. Это странно.

– Чушь собачья. Если мы летаем с "Машиной Времени", то мы все летаем бизнес-классом. И вообще, у нас полнейшая демократия в команде: на этот счет и на другие счеты. Если я лечу, скажем, с большим составом типа "Креольского танго", то ради помощи организаторам (везде же с деньгами сейчас очень плохо) музыканты и техники летят экономом. Я по возможности лечу в бизнесе, если перелет занимает больше двух с половиной часов. Это связано просто с физическим состоянием.

– Как вы относитесь к деньгам? И можете ли себе позволить больше никогда в жизни не работать?

– К деньгам я отношусь спокойно и радостно. Не работать я себе не могу позволить просто потому, что я с ума сойду. Это с деньгами совершенно не связано. Я в этом плане абсолютно больной человек: я не могу ничего не делать.

– Вы слушаете современную музыку? Что у вас в айфоне?

– В айфоне у меня нет музыки. Айфон – это такая машинка, чтобы звонить.

– Ну в плеере, не важно.

– Плеера у меня нет. У меня есть радио в машине. У меня хорошая виниловая система дома. Я стараюсь от слушания музыки получать удовольствие. Но по большей части я слушаю не современную музыку.

– От современной из ушей кровь?

– Нет, просто мне это не очень интересно.

– Ничего из современного?

– Не-а.

– В интервью Познеру в 2013 году вы сказали, что в России вам дышится по-разному. Масса вещей вас огорчает, а масса вещей радует. То, что вас огорчает, нам более-менее известно. А что вас радует в современной России?

– То, что, несмотря ни на что, а зачастую даже вопреки, происходят какие-то вещи, происходит жизнь. Я вижу молодых людей, нормально одетых, воспитанных, явно читавших книги, это ну никак не быдло, которое я имел счастье наблюдать в молодые годы часто. Я вижу, что появляются новые заведения, новые сооружения, я туда захожу, вижу, что это стильно, современно, недорого, абсолютно европейского класса. Я представляю, через какие тернии этому мальчику условному пришлось пройти и сколько бумаг подписать, чтобы разрешение получить на то, чтобы создать что-то хорошее. И тем не менее это происходит. Например, здание нового "Гаража" на меня произвело большое впечатление. Фантастический выставочный зал, современный, великолепный, безупречный с точки зрения вкуса. Вот такие вещи меня очень радуют. Что-то делается.

– Знаете, есть такое мнение, что вот эти все милые кафешки, галереи, городская приятная среда на самом деле отвлекает людей – молодых прежде всего – от действительно важных проблем.

– О! Это, кажется, теория заговора?

– Ну а куда без нее?

– Правильно, молодых надо держать в клетках, тогда они все будут злые и против советской власти. Ну что за чушь? Люди должны нормально жить. И когда такая возможность возникает, это всегда приятно.

– Вас, Андрей Вадимович, раздражает страх? Все всего боятся. Не то что дело сделать, а слово сказать не такое, какое принято говорить. Это уже даже не про цензуру, а про то, что люди сами себе готовы рты зашить.

– Я в жизни постоянно общаюсь с довольно небольшим количеством людей. Это мои друзья. Никакого наличия страха у них я не наблюдаю. Все остальное население меня не очень интересует. Я далек от фанаберии. Взять их и перевоспитать? Это же личное дело каждого: как он будет жить, будет он бояться, не будет он бояться. В конце жизни ответит.

– Вы, конечно, помните статью "Рагу из синей птицы" в газете "Комсомольская правда" 1982 года. Вы, конечно, помните автора Кривомазова, который это написал.

– Пивоваров?

– Кривомазов!

– Кривомазов, да.

– Он вас в статье чихвостил за антисоветские песни.

– Умер уже, царствие небесное.

– Тогда любая критическая статья в центральных СМИ являлась призывом к решительными действиям.

– Это же не просто была статья, а конкретная директива сверху.

– Вы чувствуете сейчас нечто подобное? Мы ведь смотрим телевизор и понимаем, что там анонсируют настроения и отношения к тем или иным явлениям, людям, событиям.

– В этом смысле много похожего. Но все-таки мы сегодня живем в условиях большей свободы, чем жили тогда, при Брежневе. Что-то похоже, а что-то нет. Нет уже документа с печатью, запрещающего нам выступать.

– Помните, по НТВ показали фильм "Анатомия протеста", после которого тут же арестовали Удальцова?

– Да. И у нас концерты полетели. Приезжали люди, звонили, говорили, что нам не рекомендуют проводить концерт. Кто-то отвечал "слушаюсь". А кто-то говорил: хорошо, вы мне дайте документик с печатью, что им выступать нельзя. Нет, такой документ мы вам дать не можем, мы просто рекомендуем. И все проходило. Так что это все-таки не 70-е годы.

– У вас был недавно суд с человеком, который, вероятно, посмотрев про вас какой-нибудь сюжет на НТВ, распылил слезоточивый газ на вашем концерте. Вы в этом суде победили. Хулигану этому присудили три года колонии строгого режима. Вам не жалко его? Довольно суровое наказание. Это даже не "двушечка".

– Мне его не жалко. Хотя я на суде предлагал его отпустить. Потому что он идиот. Я знаю минимум двух людей (возможно, их было больше), которые сидели в зале, у которых оказалась аллергия на этот газ. Они несколько месяцев за свои деньги потом лечились. Одна из них – профессиональная певица, она не могла петь. Вот за это надо давать по голове.

– Вам есть что этому человеку сказать?

– А с ним бесполезно разговаривать. Он считает, что он патриот. А по-моему, он кретин.

– У вас есть охрана? Не подмывало нанять охрану, когда на вас началась травля?

– Охрана – это самое пафосное и бессмысленное, что может быть.

– Вы неоднократно говорили, что у вас плохое отношение к российскому телевидению. Но вы долгое время на нем весьма успешно работали. В 2010 году вас вообще выдвигали в совет директоров Первого канала. Между этим нет ли противоречия?

– Ни малейшего. То телевидение и сегодняшнее телевидение – это две большие разницы.

– Да вроде бы все те же самые люди его делают.

– Люди те же самые, а телевидение другое. Поменялось оно на наших с вами глазах. Вряд ли я сейчас пошел бы в совет директоров, если бы меня пригласили.

– А в эфир?

– В эфир? Если бы у меня была возможность делать программу, которую я считал бы интересной и которая при этом устраивала бы канал, я бы пошел.

– Вопрос про вашего коллегу – Иосифа Кобзона , про которого очень много некоторое время ругались и спорили, особенно в интернете. Его онкология стала поводом для политических дискуссий. Как вы считаете, справедливы ли такие дискуссии вокруг лечения Кобзона?

– Я считаю все это бестактной глупостью. Я совершенно не готов ни его, ни кого-то ни осуждать, ни хвалить. Кобзон взрослый дяденька, сделавший в жизни очень многое. Очень много хорошего сделал. И много, наверное, не очень хорошего. Бог ему судья. И сам он себе судья.

– Вы очень много путешествовали в своей жизни, видели много стран. Скажите, на какую страну должна быть похожа Россия, чтобы в ней было приятно жить?

– Россия должна быть похожа на Россию. Она ни на какую другую страну похожей быть не сможет.

– Ну, это все разговоры про то, что у нас должен быть "свой путь". Да никакой он не свой…

– Нет, не в этом дело. Россия просто должна быть свободной. Она должна быть развитой. Она должна иметь хорошее образование, передовую науку и промышленность. И еще независимый суд. И ничего больше не надо, ни на кого не надо быть похожими.

– Ну, вот сейчас много говорят про импортозамещение. Вы упомянули промышленность. Импортозамещение стимулирует свою промышленность?

– Это очень хорошо, но почему это должно происходить, когда жареный петух клюнул? Почему 20 лет плевали в потолок (хотя все говорили, что нельзя надеяться только на нефть)? Украина, не Украина, Америка, не Америка, но нефть однажды должна была сдуться. Это же волнообразное движение, все это уже было. Нет, все бесполезно. Вот теперь занялись импортозамещением.

– Мы умеем делать хорошие вещи сами? Одежду можем делать действительно хорошую?

– Пару раз видел совершенно потрясающие магазины с очень модными вещами. Очень модными. Я в этом немножко понимаю. Спрашиваю, а что это за бренд? Я никогда такого не видел. Отвечают, что это мы сами делаем. Офигеть. То есть в стране достаточно людей, которым не надо помогать даже, достаточно не мешать. Они все сделают и будут получать радость и удовольствие. И мы будем получать радость и удовольствие. Дайте только возможность.

– Андрей Вадимович, вы доживете до того момента, когда Россия станет вот такой свободной страной, о которой вы говорите? Когда не будут бюсты Сталину открывать.

– А вы доживете?

– Думаю, что нет. По-моему, в России все перемены очень обманчивы всегда. Хотя кто его знает…

– Вот и я не знаю.

– И что делать? Сидеть и ждать?

– Нет, заниматься своим делом. Вот вы сейчас занимаетесь своим делом. Я закончу с вами и поеду заниматься своим.

– Вы понимаете или осуждаете людей, которые сегодня уезжают из России?

– Никого не осуждаю.

– А понимаете?

– Я не могу влезть в шкуру другого человека. У всех свои обстоятельства. У всех свой взгляд на свою жизнь.

– Мне кажется, у вас в жизни были совсем недавно обстоятельства, которые вас могли тоже на такие мысли натолкнуть. Крутили в голове мысль о том, чтобы уехать? Возможно, не на совсем, а перекантоваться.

– А от чего перекантоваться? Меня бомбят, что ли?

– Вас травили газом. А потом просто травили.

– Ну и ладно, один дурак прыснул газом.

– Вы некоторое время работали архитектором. Как архитектор скажите, вас устраивает, как выглядит, например, Москва?

– Мне нравится Москва в общем и целом. С точки зрения строго архитектурной Москва была безнадежной с самого начала. Потому что, в отличие, скажем, от Праги или Парижа, Питера, это не был город единого архитектурного замысла. Москва как коровья лепешка росла вокруг Кремля: этот домик построят, этот домик построят. Не было единой перспективы. Она такой и остается. Где-то что-то сломали, где-то что-то сделали. Это не получилось, это получилось. Она такая.

– Что же в этом нравиться-то может?

– Мне нравится драйв. Я живу в своем графике.

– И в какой-то своей Москве, видимо.

– У меня кончился концерт в клубе, например. Все поехали спать, а я хочу обедать. И вот в Москве я такое место найду всегда. А, например, в Хельсинки, где мы недавно играли, мы с трудом нашли один-единственный ресторан в городе, который работает после одиннадцати. А в Стокгольме такого нет вообще.

– Что уж говорить про ночную аптеку…

– Ну да, вот такие вещи – круглосуточная жизнь – мне очень близки.

– Вопрос про еще одну вашу коллегу. Вы же знакомы с Аллой Пугачевой?

– Да.

– Вы можете объяснить, почему она является самой популярной певицей СССР и России? В чем секрет ее колоссальной влиятельности и популярности?

– Почему "Битлз" были самой популярной группой в мире? Это можно объяснить?

– Конечно.

– Попробуйте. Я думаю, это будет первое объяснение, которое меня удовлетворит.

– Потому что они очень-очень бережно относились к мелодии.

– А больше никто бережно к мелодии не относился? Они одни такие умные?

– Нет, не одни, но и не они одни популярные были.

– Но почему именно они взорвали мир?

– Потому что много всего другого в них было одновременно. Они были сексуальные, они классно выглядели, они писали несложные и приятные стихи.

– А все остальные писали сложные? Понимаете, это же сотня обстоятельств. И все они вдруг сходятся в одном месте и в одно время. И здесь очень много случайного.

– Какая-то стихийная история?

– Абсолютно. Нет, конечно, надо бережно относиться к мелодии, нужно быть молодыми и красивыми. Но этого недостаточно. Еще срабатывает какая-то молния.

– То есть это объяснить и пощупать руками невозможно и в случае с Аллой Борисовной? Просто миллион вещей, которые поместились в одной женщине?

– Невозможно. Абсолютно.

– Почему Алла Борисовна, являясь лидером мнений, отмалчивается сейчас по всем важным общественно-политическим темам?

– Вот это вы спросите у нее. Но вот почему она является авторитетом, это понятно. Если ты долгие годы любишь какого-то исполнителя, то он для тебя становится больше чем просто исполнитель. Он становится твоим кумиром. И тогда тебе кажется, что он может научить тебя всему в жизни, просто потому, что ты его любишь.

– Чье мнение вам по-настоящему дорого и важно?

– По поводу чего?

– По поводу всего. По поводу вашей музыки. По поводу ваших высказываний на общественно важные темы. По поводу вашего "непрогибания под изменчивый мир".

– Абсолютно меня это не интересует.

– У вас нет авторитетов?

– У меня много авторитетов, но я не ориентируюсь на чужие мнения.

– Лукавите.

– Правда.

– Так не бывает.

– Бывает. Ты что-то придумываешь и делаешь. Доводишь до той кондиции, которой ты сам доволен. Вот я доволен результатом. Что, я надену это на палку и пойду спрашивать: вам нравится, а вам нравится? Да мне, честно говоря, наплевать. Приятно, когда нравится. Но сколько людей, столько и мнений. Я не ставлю себе задачу всем на свете угодить.

– Андрей Вадимович, как вы думаете, почему мы так много воюем? У нас каждый год – по войне. То Украина, то Сирия… Почему?

– Хороший вопрос. Но почему зимой холодно?

– Потому что так распорядилась природа. Но неужели война – это тоже наша природа?

– Нет-нет, я думаю, что война – это один из проверенных способов удержать власть. К сожалению. Других причин я не вижу.

– Каково это вообще – быть символом эпохи? Или даже сразу нескольких эпох. Только не говорите, что вы об этом никогда не думали и вам не интересно. Думали и интересно, я в этом уверен.

– Вот если бы я был идиотом, то я бы так про себя всерьез и думал: "Вот я! Символ эпохи!"

– А вы чувствуете себя человеком, который пережил неприятную метаморфозу в жизни? Вам всю жизнь многотысячные залы подпевали, а теперь для этих самых людей вы стали предателем.

– Значит так. До этих многотысячных залов мы 10 лет сидели в глубокой заднице. В глубокой подпольной заднице. И власть тогдашняя – советская – к нам относилась примерно так же, как к нам относится сейчас наша нынешняя российская. Все это я уже проходил. Поэтому мне это не удивительно. А что касается тысяч людей, которые мне подпевали, я вас уверяю, они и сегодня будут подпевать. Это не те люди, которые меня считают предателем. Вот я вчера приехал из Хельсинки. Мне в 77-м году скажи, что у нас будут гастроли в Хельсинки, в Стокгольме, в Америке, Израиле, Германии, я бы подумал, что надо мной издеваются. Нас ведь тогда в Москву не пускали.

– Так, может, международные гастроли связаны как раз с тем, что здесь стало меньше выступлений? У вас высвободилось время…

– Нет, они связаны с тем, что нас хотят там услышать. Гастроли эти и раньше происходили. Они происходили с того момента, как Михаил Сергеевич Горбачев сделал так, что стало возможно выезжать. За что ему спасибо большое. После того как Горбачев это сделал, мне показали кипы приглашений из разных стран, которые для нас приходили в предыдущие годы. А мы даже не знали об их существовании.

– Еврейский вопрос еврею от еврея. Вы отмечаете праздники еврейские, чувствуете в себе эти корни?

– Отмечаю с друзьями с большим удовольствием. Но я при этом не религиозный человек. Я просто понимаю, что за этими традициями и праздниками стоят память и огромное количество невинно погибших людей. Это для меня очень слышно.

– Андрей Вадимович, завершая наш разговор, я все-таки хотел бы уточнить, зачем вам все это нужно было? Зачем вы, что называется, полезли в бутылку?

– Какую бутылку, друг мой? Ну скажи, в какую бутылку я полез?

– Зачем стали высказываться про конфликт на Украине? Зачем заняли сторону? Ведь могли бы либо не обращать внимания, либо обратить внимание с другой стороны, и никакие идиоты бы на ваших концертах газ не распыляли, и никто вас не оскорблял бы, а, может, получили бы очередную награду из рук президента и дальше бы спокойно собирали многотысячные стадионы.

– Потому что я чувствовал, что если буду сидеть и молчать в тряпочку, то я буду дерьмом просто. Я всю жизнь оставлял за собой роскошь иметь право доносить свое мнение до тех, кому это интересно. И я не считаю это лазанием в бутылку или куда-то еще. Это состояние абсолютно нормального человека. Чего и вам желаю. Поэтому чувствую я себя очень хорошо.

– Но вы многое потеряли.

– Да ничего я не потерял.

– Снова лукавите.

– Что я потерял? Не сыграл десять концертов?

– Не сыграли.

– Я их еще сыграю. Пресловутые телеэфиры я потерял?

– И телеэфиры тоже потеряли, да.

– Да и пошли они в задницу, эти эфиры. Что мне с них? Есть кнопочка на телевизоре: взял и выключил.

Культовый российский музыкант, лидер группы "Машина времени" Андрей Макаревич написал новое стихотворение, навеянное скандалом с лишением оппозиционера Льва Шлосберга депутатского мандата. Свой стих музыкант разместил на своей странице в Facebook.

"Хожу по краю Не выбираю Стезю другую. Меня спасая, Кричат — «Ондрюша, Вернись на сушу!» Спасибо, знаю. Простите, трушу Обилья флагов, вранья и быдла, Всего, за что мне бывает стыдно. Я сам не лучший И не ответчик И вот награда — Кричит газетчик: "Кто ваш попутчик? А мне не надо. Один, мол, в поле? Так я не воин! Не слышно вони — И я спокоен. Ни с кем не лаюсь. Ни в чём не каюсь. Хожу по краю-с. Гуляю-с".

Шнур покрыл Сочи матом: "Мы тяготеем к блатняку!

Как Шнуров с Пугачевой посмеялись над Министерством культуры

Перед специальным выступлением группы «Ленинград» на фестивале «Новая волна» в Сочи лидер группы, а точнее — группировки (как они сами себя называют), Сергей Шнуров излучал безмятежность и спокойствие. Вежливо пожал руку Филиппу Киркорову, светски поцеловал Аллу Борисовну и даже устроил вместе с ней небольшой видеоперформанс, а на вопрос журналистов об отношении к творчеству Ирины Аллегровой благодушно ответил: «Невероятная... (вырезано цензурой)!», оставив журналистов в недоумении: обласкал или обделал?

Шнур фото: Лилия Шарловская

Около гримерки Шнур и Примадонна при всем честном народе записали на телефон видеопослание кулинарному блогеру и телеведущей Нике Белоцерковской. Когда приветы и воздушные поцелуйчики были отправлены по 3G, Алла робко поинтересовалась: «А кто это?» «Да ты ее знаешь, Алл», — ответил Сергей. «Вообще-то не знаю», — обескураженно ответила Примадонна. Несколько секунд неловкого молчания перешли в дружеский хохот и пожелание Шнуру удачного концерта от самой Живой Легенды, которая тут же отправилась в зал и заняла центральное место, готовясь вкусить запретной (по всем госдумовским законам нынешнего времени) «ленинградской» приблатненной клубнички. На «противозаконный» концерт спешил и весь честной сочинский народ. Аншлаг был несусветный и первый за все дни фестиваля-конкурса.

***

Удача в этот вечер Шнуру была явно не лишней. Все знали, что такое «Ленинград» и на что они способны. Все понимали, что сцена еще толком не остыла от поступи Анны Нетребко (ее интервью читайте здесь) и Юрия Башмета, а в зале витает дух премьера, его супруги и министра культуры, осенивших своими персонами «вернувшуюся на родину» «Новую Волну». У последнего, как известно, вообще жуткая аллергия на мат, что и стало поводом для закона, согласно которому теперь всех замеченных в употреблении ненормативной лексики на публичных мероприятиях и в организации таковых должны тут же «вязать».

Шнур выступил на "Новой волне" перед Пугачевой

То есть в данной ситуации и по закону (соблюдать который, изживая «правовой нигилизм», нас постоянно призывает власть) концерт должен был закончиться полицейской облавой и препровождением в кутузку (с последующим судебным преследованием) организаторов ивента — Игоря Крутого, мэра Сочи Анатолия Пахомова, режиссера мероприятия Александра Ревзина, хулиганов-музыкантов во главе со Шнуром. И все это, вообразим, на глазах зрителей, в том числе мадам Пугачевой и Медведевой (супруги премьер-министра), которая почти тайно (не так парадно-помпезно, как на Башмет с Нетребко накануне, но черный лимузин в запретной для транспорта зоне в сопровождении ФСО спрятать все-таки не получилось) приехала лишь за пять минут до выхода на сцену Шнура и укромно приютилась, вместо центрального кресла напротив сцены, в полумраке верхней антресоли виповского балкона.

Отделение полиции, кстати, словно по заказу, располагалось в считаных метрах от зала...

В ожидании сенсации журналисты набросились в пресс-зоне на Шнура и принялись спрашивать о песнях, без которых нельзя обойтись, но которые запрещено исполнять. На тот же вопрос перед началом фестиваля сам г-н Крутой уклончиво отвечал: «Из песни слов не выкинешь» — и старательно уходил от вопроса о правовой уязвимости объявленного концерта матерного «Ленинграда». «Думаю, что все будет хорошо», — с подозрительной уверенностью отвечал мэтр, намекая непонятно на что. Шнура уговорить убрать из песен мат не смогут даже дуэтом патриарх и папа римский.

Значит, то ли Игорю Яковлевичу закон не писан, то ли он получил верховную санкцию на закон этот наплевать. Тогда почему только он? Под сурдинку «патриотического» переезда в Сочи из ненавистной гейроповской Юрмалы? Или, может, ему шепнули, что собираются все-таки отменить несуразный закон (что было бы мудрее и правильнее всего) ко дню пришествия «Ленинграда»?

Но прошел день, второй, третий… Вот и «Ленинград». Закон не отменили. Мудрость, видимо, не та категория, которая присуща власти… Между тем в билетах на концерт даже не было ни строчки об «использовании ненормативной лексики», о возрастных ограничениях, а зал кишел не только одухотворенными грядущим прикосновением к прекрасному родителями, но и их счастливыми детьми.

«У меня эти песни в отличие от Министерства культуры гнева не вызывают, — флегматично заметил Сергей Шнуров. — Я даже не знаю, где это Министерство культуры находится. Но как законопослушный гражданин готов платить штрафы. Вся моя жизнь состоит из штрафов, самый большой из которых — конечно, налоги». Артист сделал паузу и прикурил сигарету в штрафной близости от общественного объекта. Журналисты тем временем наперебой начали предлагать пути выхода из щекотливой ситуации. Может, запикать или заменить эти самые слова какими-нибудь более безобидными — «ехай на… деревню к бабушке», например?..

«За песни с матом можно штрафовать, можно запретить их исполнять, но нельзя запретить так думать, — заявил артист. — И зачем в них что-то менять? Они уже стали классикой, потому что были написаны в совсем другой России…» Журналисты понимающе закивали, как бы подтверждая емкое наблюдение Шнура: да уж, в другой, и как быстро нас из нее попросили…

Через пару минут фигура музыканта в дорогом пальто, что было наброшено поверх концертного костюма, состоящего из ярких полосатых штанов, диковатых кроссовок, майки-алкоголички и внушительной золотой цепи, исчезла в гримерке, где Шнура ждали чай и женщина-фониатр. Все приготовились к веселью — и вскоре оно началось.

«Когда Пугачева прыгает под твои песни — это успех»

В наших условиях между выступлениями поп-звезд и рок-н-ролльным сетом пролегает практически водораздельный риф. Пока на сцене ставили все, что необходимо для живого буйства команде из полутора десятков человек, роль массовиков-затейников героически взвалили на плечи участников поп-группы «Дискотека Авария». Добрых полчаса они проявляли артистическую солидарность, водя в зале хороводы под свои хиты, и в итоге им удалось расшевелить весьма статичную публику.

Когда же на сцене появились Шнур и его «группировка», всеобщему угару и отрыву не мешали ни праздничная одежда публики, ни статус некоторых зрителей, ни наличие в зале детей. Разгульное буйство в стиле «режь последний огурец» захлестнуло респектабельную площадку «международного конкурса молодых исполнителей».

Выступление «Ленинграда», конечно, концептуально, но вряд ли его можно назвать изощренным постановочным действом, а музыка коллектива никогда не была сложносочиненной. Но неформальный шарм и весьма редкая даже для местной рок-сцены легкость, с которой выступают эти артисты, исключают весьма типичную для наших концертных площадок атмосферу вежливого равнодушия. «Баня — как военный штаб, карты, деньги, пару баб!» — с удовольствием подпевал пенсионного возраста джентльмен, а рядом сидевшая супруга смотрела на все хоть и со снисходительным, но все же добрым умилением.

Как и предполагалось, музыканты включили в свой сет и то, что можно показать по телевизору (две песни вышли-таки в полчетвертого ночи с загадочным логотипом «прямой эфир»), и то, без чего нельзя проводить их концерты. Публика была одинаково рада как безобидным по меркам федеральной трансляции «WWW» и «Пролежням», так и тому, что для эфира совсем не предназначалось. «Дорожную» пели хором, делая особое ударение на припеве «Ехай на …, Ехай на …» — «метафизической метафоры пути в никуда», как пояснил Шнур в начале номера. На балконе отделения полиции тем временем... развернулись пляски.

На ура пошла и «Москва, почем звонят твои колокола». Все-таки со сцены официальных ивентов не так часто приходится слышать строчки (да еще в присутствии жены премьер-министра) про «никто не выжил, все сгорели, все Pussy, Путин и Собчак». Море огоньков в зале во время исполнения «Просто» и шумное требование выхода на бис, в котором, размахивая восторженно руками и тряся шевелюрой, участвовала даже Алла Борисовна. Ее глаза светились задором и куражом, которых уже давно в них не замечалось… В качестве бонуса оказались женские страдания, роскошно изложенные вокалисткой «Ленинграда» Алисой Вокс.

***

Спустя несколько минут после того, как страсти улеглись, а Алла, сев в электрокар, громко, так, чтобы вздрогнула вся округа, скомандовала водителю «Ехай на …», Сергей пил кофе в гримерке и отвечал на вопросы «ЗД».

— Из зала все выглядело отлично. А как со сцены?

— Шикарно. Когда Алла Борисовна Пугачева прыгает под твои песни — это успех.

— Выступления для телевидения обычно обрастают массой формальностей. Ты обсуждал с организаторами, что будет исполнено?

— Договоренность была очень простая: нас просили сделать так, чтобы три песни можно было вставить в эфир. Все остальное — на наше усмотрение и, скорее даже, под нашу ответственность.

— Пару лет назад ты жаловался, что местная поп-музыка как-то обеднела, и нет даже песенки, подходящей для того, чтобы спеть ее в дУше. Сейчас что-нибудь изменилось?

— Уровень отечественной эстрады очень вырос. И сведЕние, и вокал, про танцы вообще не говорю. Петь только им не о чем. А так мне на эстраде все нравится. Может быть, потому, что я воспринимаю ее как настоящий пост-панк.

— И все-таки твоя фраза про Аллегрову — это похвала или критика, так сказать?

— Если подходить к этому как к мощнейшему культурному явлению, то любой иностранец, когда видит такое, то думает, что мы впереди планеты всей.

— У тебя в отличие от многих коллег сейчас весьма продуктивный период. Постоянно появляются новые песни и клипы, которые становятся хитами в Интернете. Наверное, есть какой-то секретный источник вдохновения?

— Мне кажется, сейчас очень интересное время. Абсурдное и подходящее для самых разных его интерпретаций. Осмысление бессмыслицы — это, собственно говоря, и есть поэзия. Нахождение какой-то схемы в хаосе. Вот этим я и занимаюсь.

— В одном из интервью ты отметил, что свою Hotel California «Ленинград» уже спел…

— Выходит, что еще не спел…

— Видимо, к радости поклонников, открылось второе дыхание. Кстати, многие поклонники отмечают, что стиль «Ленинграда» немного меняется, и шансон вас сейчас интересует куда больше, чем ска в прошлые времена.

— Мы толком ска никогда не играли, а слово «шансон» я не люблю. Мы всегда тяготели к блатняку. Кроме блатняка в русской песенной культуре, по большому счету, нет ничего. Попытки сделать так же, как на Западе, на мой взгляд, не шибко удачные. А самостоятельный жанр — только блатняк. И мы как почвенники держимся корней.

— Твой сольный проект «Рубль», который возник некоторое время назад, теперь окончательно закрыт или будет продолжение?

— Вряд ли. Проект «Рубль» донес все, что должен был донести. Я доказал, что в контексте русского языка рок-н-ролл возможен, хотя и не совсем понятно, насколько он нужен.

— В последнее время ты еще и актер, из чего, наверное, можно сделать вывод, что тебе это нравится?

— Я вообще не смотрю фильмы, даже со своим участием. Не люблю кинематограф и появляюсь там только потому, что меня уговаривают. Но меня не тянет ни в кадр, ни на съемочную площадку. Я не вспоминаю каких-то связанных с кино моментов и не радуюсь, когда встречаю знакомых актеров. Я совсем из другой среды.

— Твоя завидная активность вдохновляет на вопрос о творческих планах…

— Они обширные. Есть новые песни, есть два шикарных сценария для видеоклипов. Мы себе можем позволить довольно часто их снимать, хотя это недешево. Кто-то должен что-то делать, и мы — те редкие люди, которые к этому готовы. Могу сказать, что вообще уровень видеороликов в стране заметно вырос. С тех пор как мы опубликовали клип «Сумка», все стали подтягиваться и начали понимать, что клип — это не просто формальность.

— Ходят упорные слухи о том, что Сергей Шнуров на самом деле — вальяжный, в меру выпивающий мужчина, хороший семьянин. А все, что он вытворяет на сцене, не имеет к нему никакого отношения. Это правда?

— Ну, недаром же эта сцена построена. Если бы человек вел себя на сцене так же, как в жизни, то зачем ему становиться артистом и туда выходить?..

Илья Легостаев, Артур Гаспарян

Источник

В последние годы Einstürzende Neubauten не очень часто выступают вживую (дай бог, за пятилетку наберётся хотя бы полсотни сыгранных концертов), и ещё реже выпускают студийные альбомы. Их прошлогоднее творение – вышедший после семилетнего затишья Lament – вообще мало походит на музыкальный альбом в традиционном понимании этого слова. Масштабнейшее, предельно концептуальное и, фактически, документальное полотно, разворачивающее перед нами различные точки зрения на Первую Мировую Войну. Немалую долю его хронометража занимают вещи, которые и песнями при всём желании назвать достаточно сложно. И долгожданный московский концерт Einstürzende Neubauten 26 сентября в Yotaspace, который изначально должен был состояться в год столетия начала Первой Мировой, получился не менее странным, эффектным и многозначительным, чем Lament.

Звучит мешанина промышленных звуков под названием Kriegsmaschinerie. Симфоклавишная секция на дальнем плане ждёт своего часа, в то время как участники немецкого квинтета начинают Творить. Творить так, как умеют только они. Александр Хаке и Н.У. Унру в четыре руки копошатся в странном металлическом «поддоне», постепенно наполняя его различными грохочущими, жужжащими, звенящими и скрипучими железками. Руди Мозер «аккомпанирует» им на своей барабанно-металлоломной установке. Йохен Арбайт вроде бы и стоит с более-менее обычной гитарой, но процесс звукоизвлечения происходит при непосредственном участии знакомого многим девушкам продукта секс-индустрии задорного фиолетового цвета. Включённого. А Бликса Баргельд самым доступным образом демонстрирует нам, что у этого шестиминутного куска шума есть ещё и лирика. Демонстрирует при помощи множества поочерёдно вздымаемых вверх транспарантов, каждый из которых вещает зрителям свой кусочек проникновенной, насквозь пацифистской, но абсолютно безмолвной речи. Всеобщее нестройное «Ураааа!», и промышленная подготовка к войне сменяется…

Звуками немецкого гимна в формате композиции Hymnen. Как и подобает, вся пятёрка поёт его стоя и хором – даром что слова то и дело переходят в англоязычную версию. Торжественная и оптимистичная (ну а каким ещё должен быть национальный гимн?) мелодия тем не менее наводит некую тревогу, напоминая о том, что сразу несколько великих держав прошлого были обречены на гибель в процессе глобального конфликта, разразившегося сто лет назад.

The Willy - Nicky Telegrams. Одна из самых необычных и нервных составляющих Lament. Бликса и Александр читают по ролям чуточку видоизменённую переписку двух великих монархов – кайзера Вильгельма и Николая II. Соответственно, Бликса берёт на себя роль «Вилли», а Александр дискутирует с ним от имени «Никки». Близкие родственники и настоящие друзья, чьим странам пришлось сойтись друг с другом в смертельной схватке. Нервный диалог сопровождается атмосферным перкуссионно-гитарным ритмом.

Колоссальная, более чем тринадцатиминутная Der 1. Weltkrieg. Оказывается, на «флейте водосточных труб» можно не только сыграть ноктюрн, но и расчертить на невидимой карте практически всю хронологию Первой Мировой. Шесть рук ошалело колотят по перкуссионным установкам, собранным из пластиковых труб различной длины, симфонисты на заднем плане и Йохен на переднем дополняют их более обтекаемыми и аморфными звуками струнных инструментов, фоном идёт перечисление самых различных стран и городов, в которое время от времени вклиниваются декламации усевшегося на стуле Баргельда. Мягкая, но предельно настойчивая перкуссионная дробь в сочетании с монотонным чтением географических названий и ключевых дат вводит зрителей в транс. Впрочем, вытащить Yotaspace из этого транса с лёгкостью получается у Хааке, во время Achterland выковылявшего на сцену при помощи костылей, а затем принявшегося играть на одном из них аки на виолончели. В это же время Руди использует в качестве очередной перкуссионной установки батарею из «орудийных гильз» метровой высоты.

Разнесённые по разным половинам сет-листа неожиданно тёплые по своему звучанию (но достаточно жутковатые в плане лирики) композиции, принадлежащие легендарному 369-му Пехотному Полку – первому в истории полностью афроамериканскому воинскому подразделению – самым наглядным образом показывают нам, откуда берут свои корни джаз с блюзом. К слову, именно тут Бликса неожиданно принимается играть на перкуссии самостоятельно.

Эпохальный триптих Lament. Пятиголосый эмбиент без слов и без мелодии, пускающий в забег по спинам зрителей миллиарды мурашек. Кусок лишь чуточку разбавляемой шелестом металлических цепей тишины, в самые неожиданные моменты разрываемой залпами бас-гитарной и ударной «артиллерии». И пронзительная, но одновременно с тем берущая за душу и умиротворяющая симфоническая пьеса родом из XVI века, на фоне которой мы можем услышать малоразборчивые отрывки из радиосообщений столетней давности, поочерёдно звучащие из крошечных динамиков, что участники EN подносят к микрофонам. Честное слово, подобным перформансам без единого слова удаётся заставить задуматься о масштабах, трагичности и ужасах мировых войн куда лучше, чем иным напыщенным и сочащимися пафосом парадам. У Einstürzende Neubauten это получается намного искреннее.

Ещё одна тихая и мрачная композиция. Но у How Did I Die? есть слова, и Бликса исполняет их со всей присущей ему сдержанной эмоциональностью. В такие моменты ты начинаешь от всей души костерить себя за то, что в своё время не пошёл учить немецкий язык, ибо смысл половины текста от тебя попросту ускользает, в то время как англоязычная часть настолько жутка и проникновенна сама по себе, что остаётся лишь гадать, какой посыл Бликса вложил в немецкую половину лирики.

Выход на бис выделяется на фоне остального шоу как минимум по двум причинам (хотя, казалось бы, как можно выделиться на фоне ТАКОГО перформанса). Баргельд появляется на сцене в неком… эээ… балахоне, состоящим из множества белых рюшей и надетым прямо на его обычный костюм-тройку. И цельный «ламентовский» сет-лист внезапно прорезается парочкой более ранних вещей – весёлой (на фоне общего упаднически-заупокойного настроя выступления) и танцевальной Let's Do It a Dada, а также более спокойной финальной Ich gehe jetzt. Не то чтобы немцы решили под конец своего концерта устроить забег по старым хитам – просто две эти композиции наилучшим образом смогли дополнить историю, рассказанную Бликсой и его товарищами на Lament.

Никаких The Greatest Hits, никакого заигрывания с публикой в духе шуточек (а ведь Бликса на это ой как горазд) или сувениров в виде палочек и медиаторов. Очень мало былого индустриального шума, рвущего барабанные перепонки. Лишь История. Красиво и захватывающе поведанная история о жутких и реальных (и оттого ещё более жутких) событиях, обрамлённая множеством самых разнообразных предметов, способных издавать звуки. Своего рода, Einstürzende Neubauten без Einstürzende Neubauten. Вряд ли мы ещё когда-нибудь сможем стать свидетелями подобного шоу – к следующему разу постаревшие телом, но ни в коем случае не душой музыканты наверняка выдумают что-нибудь новое, не мене впечатляющее. И оттого вечер 26 сентября останется в нашей памяти как по-настоящему особенное событие. Событие, которое случается лишь раз в жизни.

Источник